Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я говорил о науках и искусствах. Но много лишнего и в самой философии. И там много ненужного. Сами философы опускаются до рассуждений о слогах и о свойствах предлогов и союзов, соревнуясь в этом со стилистами и математиками. То лишнее, что встречается в этих науках, философы перенесли в свою. Отсюда произошло то, что они гораздо лучше умеют говорить, чем жить. Посмотри, сколько вреда приносит излишняя мелочность и как опасна она для истины. Протагор говорил, что он может рассуждать за и против любого предмета и даже о том, можно ли говорить за и против любой вещи. Найзифан говорил, что относительно всех вещей, которые кажутся нам существующими, столь же верно, что они не существуют, как и то, что они существуют. Парменид учил, что из вещей, которые кажутся существующими, нет ничего, кроме всего. Зенон Элеатский устранил сразу всякие рассуждения, сказав, что нет ничего. Почти такими же вопросами занимались пиррониане, мегарики, еретрики и академики, измыслившие новый вид знания, что они ничего не знают. Все это надо причислить к тому лишнему, что мы встречали в других науках. Одни из этих философов сообщают вещи бесполезные, а другие отнимают надежду познать что бы то ни было. Но лучше уж знать лишнее, чем не знать ничего. Первое не дает света, при котором можно найти дорогу к истине, второе совсем исторгает зрение. Если верить Протогору, в природе все сомнительно; по Найзифану, несомненно только то, что нет ничего несомненного; по Пармениду, нет ничего, кроме одного; по Зенону, нет даже и этого одного. Что же мы такое? Что такое окружающие нас предметы, которые нас питают и поддерживают? Весь мир только неверная, обманчивая тень. Не знаю, на кого больше сердиться, на тех ли, которые хотят, чтобы мы ничего не знали, или на тех, которые не хотят предоставить нам даже и этого права – ничего не знать.
Письмо XCI
О пожаре Лугдунума
Наш друг Либералис очень огорчен известием о пожаре, уничтожившем Лугдунум. Такое бедствие может огорчить кого угодно, тем более человека, до такой степени любящего свою родину. Тут необходимо искать утешение в твердости духа, и Либералис, несомненно, упражнял свой ум бестрепетно переносить всевозможные несчастья. Но нет ничего удивительного в том, что он не был приготовлен к такому неожиданному и неслыханному бедствию, тем более что оно совершенно беспримерно, ибо многие города страдали от пожаров, но ни один не сгорал дотла. Даже когда неприятель нарочно поджигает селения, во многих местах пожар потухает, и хотя его постоянно возобновляют, все-таки редко огонь уничтожает все селение, так чтобы ничего не оставалось в жертву мечу. Едва ли даже землетрясение бывает когда-нибудь столь сильным и опасным, чтобы разрушать целые города. Никогда еще не бывало такого яростного пожара, чтобы после него ничего не оставалось на жертву другому пожару. Сколько прекраснейших зданий, из которых каждое могло бы служить украшением целому городу, разрушены в одну ночь, и все это случилось во время полного мира, когда не было даже никаких оснований бояться войны. Кто бы поверил? Оружие всюду сложено; всюду царит мир, а Лугдунум, прекраснейший город во всей Галлии, рушится. Во время общественных бедствий несчастья, по крайней мере, не бывают непредвиденными. Все большое требует известного времени для своего разрушения. А тут в течение одной ночи от большого города не осталось ничего. Право, я рассказываю тебе об этом дольше, чем все это случилось.
Все это действует подавляющим образом на Либералиса, обыкновенно твердо переносящего свое личное горе. И не удивительно, что он так расстроен. Неожиданные несчастья всегда тяжелее переносить. Самая новизна бедствий увеличивает их бремя, и чем более восхищаются чем-нибудь люди, тем более печалятся они, утратив это. Постараемся же, чтобы для нас не было ничего неожиданного. Будем ожидать и готовиться не только к вероятным бедствиям, но и ко всем возможным!.. Ибо, если судьба захочет, она может отнять все, что ей вздумается, у самых сильных и бодрых людей. Ведь она всего чаще направляет свои удары на то, что всего ярче и блестящее. Для судьбы нет ни трудного, ни высокого. Чтобы поразить нас, она избирает разные пути: то обращает она против нас наши же руки, то, довольствуясь своими собственными силами, измышляет бедствия, в которых некого винить. Никогда не застрахованы мы против беды: в самых наслаждениях кроются причины грядущего горя. Среди полного мира разгорается война, и сам залог безопасности обращается в источник страха. Друг превращается во врага; союзник в неприятеля. В ясную летнюю погоду разражаются бури, свирепее зимних. Помимо нашествия врагов подвергаемся мы всем бедствиям войны, и причины несчастья рождаются подчас от чрезмерного счастья. Самые воздержанные люди поражаются болезнями, здоровейшие чахнут, невиннейшие претерпевают казни и самых мирных увлекает вихрь переворотов. Иногда судьба изобретает что-нибудь совсем новое, чтобы напомнить о своей силе забывшим ее. Что было выстроено целым рядом человеческих усилий и бесконечною милостью богов, судьба рушит и рассеивает в один день. И раз несчастье наступило, то не только дня – часа, минуты достаточно, чтобы ниспровергнуть целые царства. Для нас было бы великим утешением в наших бедствиях, если бы то, что мы созидали, рушилось так же медленно, как и созидалось. Но всякое новое приобретение дается медленно; когда же дело идет о гибели – все рушится быстро. Ничто не прочно, ни общее, ни частное. Судьбы городов неисповедимы, как и судьбы людей. Порой ужас возникает среди полного спокойствия, и когда не предвиделось никакой опасности извне, несчастья сыплются оттуда, откуда их совсем не ожидали. Царства, перенесшие внутренние раздоры и войны с внешними врагами, рушатся, по-видимому, без всякой причины. Ни одно государство не пережило еще своей судьбы. Итак, следует думать обо всем этом и укреплять свой дух против случайностей. Будь готов к ссылке, мучениям, болезни, войне, кораблекрушению. Судьба может отнять как тебя у твоей родины, так и твою родину у тебя. Она может забросить тебя в пустыню, может и, наоборот, то место, где ты едва не задыхался от толпы, обратить в пустыню. Поэтому будем бестрепетно ожидать всяких случайностей, и если мы не хотим быть подавленными исключительными событиями или пораженными еще неслыханными, приготовимся не только к тем бедствиям, которые постигают