— Когда Нова должна родить? — спросил я.

— Через три-четыре месяца.

И тут вся трагикомичность ситуации внезапно предстала передо мной. Я стану отцом в системе Бетельгейзе! У меня будет ребенок на планете Сороре, рожденный женщиной, к которой я ощущаю непреодолимое физическое влечение, порою жалость, но не более, и у которой мозг животного. Наверное, ни одно разумное существо во всей вселенной еще не попадало в подобное положение! Мне хотелось одновременно и плакать и смеяться.

— Зира, я должен ее видеть!

Она ответила мне досадливой гримаской.

— Я знала, что ты этого захочешь. Я уже говорила с Корнелием, и, думаю, он возражать не станет. Сейчас он ждет тебя в своем кабинете.

— Корнелий меня предал, обманул!

— Ты не имеешь права так говорить. Корнелий разрывается между любовью к науке и долгом перед обезьяньим родом. Ты должен понять, что беременность Новы внушает ему самые серьезные опасения.

Пока я шел за Зирой по коридорам института, тревога моя все возрастала. Я догадывался, о чем думали ученые Сороры: их страшила возможность возникновения новой расы, которая… Черт побери! И вдруг я понял, каким образом смогу осуществить возложенную на меня провидением миссию!

Корнелий встретил меня весьма любезно, однако не сумел преодолеть возникшую между нами натянутость. Временами он исподтишка смотрел на меня почти с ужасом. Я изо всех сил старался не приступать сразу к теме, которая волновала меня больше всего. Для начала я спросил его, как он долетел и как закончились раскопки города в пустыне.

— Результаты поразительные! — оживился он. — Теперь у меня в руках самые неопровержимые доказательства!

Его маленькие умные глазки оживились и заблестели. Он не мог не похвастаться своим успехом. Зира сказала правду: Корнелий действительно разрывался между любовью к науке и долгом обезьяны. Но в тот момент со мной говорил ученый, одержимый исследователь, для которого превыше всего торжество его гипотезы, торжество истины.

— Мы нашли скелеты, — продолжал он. — Не один скелет, а множество, и расположенных таким образом, что это, вне всяких сомнений, может быть только кладбищем. Такая находка убедит самых тупоголовых. Однако наши орангутанги, разумеется, не хотят видеть ничего, кроме странного стечения обстоятельств.

— И что это за скелеты?

— Скелеты не обезьяньи.

— Понятно.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Энтузиазм Корнелия сразу поостыл, и он продолжал уже медленнее, взвешивая слова:

— Не стану скрывать: вы угадали — это человеческие скелеты.

Зира явно была уже в курсе дела, потому что не выказала ни малейшего удивления. Мы снова встретились с Корнелием взглядами. Я ждал. Наконец он решился взять быка за рога.

— Теперь я уверен, — не без горечи признал Корнелий, — что некогда на нашей планете существовала человеческая раса, наделенная способностью мыслить, раса людей, подобных вам и другим людям Земли, затем она деградировала, и наши люди превратились в животных… К тому же по возвращении я нашел здесь новые доказательства своей правоты.

— Новые доказательства?

— Да. Их раздобыл заведующий энцефалического отделения, молодой шимпанзе с большим будущим. То, чего он добился, почти гениально… Не следует думать, — продолжал Корнелий с горькой иронией, — что обезьяны всегда были только подражателями. Мы внесли немало замечательных новшеств во все отрасли науки и особенно больших успехов добились в изучении мозговой деятельности. Если мне удастся, я когда-нибудь познакомлю вас с результатами. Уверен, вы будете поражены.

У меня создавалось такое впечатление, что он сам пытался убедить себя в гениальности обезьян, а потому говорил с излишней горячностью. Но ведь я никогда и не пытался его уязвить в этом отношении. Каких-нибудь два месяца назад Корнелий сам жаловался на отсутствие у обезьян созидательных способностей. А сейчас он с комичной гордостью вещал:

— Поверьте мне, настанет день, когда мы превзойдем людей во всех отношениях и во всех областях. Не случайно же мы стали наследниками человеческой культуры, — случайность здесь ни при чем. Это произошло в результате нормального хода эволюции. Эра мыслящего разумного человека прошла, и на смену ему явилось более совершенное существо, которому было предначертано сохранить основные достижения людей, усвоить их цивилизацию за долгий период кажущегося застоя, чтобы затем достичь новых вершин развития.

Такая постановка вопроса была для меня внове. Я мог бы ответить Корнелию, что многие мыслители Земли предчувствовали и предсказывали появление высшего существа, которое когда-нибудь наследует людям, однако ни один ученый, философ или поэт не представлял себе этого сверхчеловека в образе обезьяны. Но мне не хотелось спорить о таких пустяках. Главное заключалось в том, что мысль нашла себе иное воплощение в живом существе, а что это было за существо — не суть важно, не так ли? Меня сейчас занимало другое, поэтому я перевел разговор на Нову и ее состояние. Корнелий не сказал мне ничего нового, но попытался меня утешить:

— Не волнуйтесь так! Надеюсь, все обойдется. Наверное, это будет обыкновенный ребенок, такой же, как все человеческие детеныши на Сороре.

— А я надеюсь, что нет. Я уверен: ребенок будет говорить!

Мне было трудно подавить свое возмущение, и я не сдержался. Зира нахмурилась, чтобы заставить меня умолкнуть.

— Я бы на вашем месте ему этого не желал, — помрачнев, заметил Корнелий. — Это не в его и не в ваших интересах.

И более дружеским тоном добавил:

— Если он заговорит, не знаю, смогу ли я впредь защищать вас, как это делал до сих пор. Вы, очевидно, не отдаете себе отчета, как встревожился Большой Совет. Я получил строжайший приказ сохранить это рождение в тайне. Если власти узнают, что вы в курсе дела, я буду немедленно уволен, и Зира тоже, и вы останетесь один на один с…

— С врагами?

Корнелий отвел глаза. Значит, я понял правильно: меня рассматривали как потенциальную угрозу для обезьяньей расы. И все же мне было радостно, что в лице Корнелия у меня есть если не друг, то, во всяком случае, верный союзник. Видимо, Зира защищала меня гораздо упорнее и красноречивее, чем я думал, а Корнелий не посмеет пойти против нее ни в чем. Вот и сейчас он позволил мне навестить Нову, разумеется тайком.

Зира привела меня в маленький изолированный домик, ключи от которого были только у нее. Мы вошли в небольшую комнату. В ней стояли три клетки, две были пусты. Третью клетку занимала Нова. Она услышала, как мы входили, и каким-то шестым чувством ощутила мое присутствие, потому что, еще не видя нас, вскочила и протянула мне навстречу руки сквозь решетку. Я протянул к ней руки, потерся лицом о ее лицо. Зира презрительно пожала плечами, однако дала мне ключ от клетки, а сама отправилась посторожить в коридор. Какое доброе сердце у этой самки-шимпанзе! Какая другая женщина могла бы проявить такую чуткость! Зира догадалась, что нам с Новой нужно многое сказать друг другу, и оставила нас одних.