– Похоже, у нас обоих безответственные, если не сказать безразличные, родственники, – отметил он не без удовлетворения. – Ладно, хватит болтать. Я пришел сказать вам, что пора перекусить.

– Безответственность и отсутствие любви не одно и то же. Мой отец любит меня. Просто ему невыносима мысль о том, чтобы лишиться лондонского комфорта. Ваш отец явно любит вас, поскольку готов мириться с вашим скверным характером и враждебностью.

– Значит, вы предупреждаете меня, чтобы я не слишком обнадеживался из-за некоторой гармонии, возникшей между нами?

Он был так близко, что Линнет ощутила его чистый мужской запах, и ее сердце учащенно забилось.

– Думаю, у нас больше общего, не только невнимательность наших родителей, – сказал Пирс, переложив трость из одной руки в другую. Линнет не шелохнулась, когда его пальцы прошлись по ее щеке и зарылись в ее волосы. Она ждала, не вымолвив ни слова.

Казалось, весь мир замер в ожидании. Шорох соломы, нетвердые шаги Гэвина, случайный стук копыт, потрескивание дерева – все отступило перед его пристальным взглядом.

– Ваши глаза… – сказала она, но он не дал ей закончить.

Его поцелуй подействовал на нее, как глоток бренди. Он ударил ей в голову, воспламенил кровь и заставил задохнуться. А его язык…

Она терпеть не могла, когда принц засовывал свой язык в ее рот. Только хорошие манеры, вбитые в нее самыми чопорными гувернантками, которых ее отец только мог найти на всех Британских островах, удерживали Линнет от того, чтобы не влепить ему пощечину.

Но теперь…

Пирс не стал проталкивать свой язык в ее рот, как это делал Август. Вместо этого он прошелся по ее сомкнутым губам так нежно, что она приоткрыла их, словно приглашая. Но он медлил, дразня ее губы легкими, почти невесомыми прикосновениями.

Сердце Линнет забилось быстрее, ее язык откликнулся, вначале робко, затем смелее, встретившись с его языком и сплетясь на мгновение.

И тут наконец его рука легла ей на затылок и привлекла ее голову ближе. Совсем чуть-чуть, но Линнет, чьи инстинкты обострились до предела, уловила мгновение, когда настрой Пирса изменился.

Его поцелуй не был нежным. Он был сокрушительным, жадным, страстным и возбуждающим. Ее руки, словно сами по себе, обвились вокруг его шеи. У него был вкус пряного чая, который он пил за завтраком, и желания.

Это был поцелуй, в котором не было ничего джентльменского.

Но Линнет он понравился.

Вечером того же дня

Линнет ошиблась, полагая, что присутствие отца отвлекает его от работы. Это она отвлекает. Пирс смотрел на пациентку, только что прибывшую в замок, но видел не ее разбухший живот, а глаза Линнет, потемневшие, когда раздражение в ее взгляде сменилось каким-то другим чувством.

Конечно, это всего лишь сексуальное влечение. То самое, что заставляло миллионы мужчин превращаться в законченных болванов. Она возмутительно красива, а он… Одному Богу известно, почему она хотела его, но она хотела. По крайней мере так это выглядело.

Голос Себастьяна вывел его из задумчивости.

– У вас слишком большой живот для пяти месяцев, миссис Отер. В вашей семье были близнецы? – Он постучал по животу женщины вначале с одной стороны, затем с другой.

– Глядя на тебя, можно подумать, что ты выбираешь спелую дыню, – буркнул Пирс, отодвинув кузена в сторону. – Ясно, что у нее не один ребенок, если только она не совокуплялась с медведем.

Женщина ахнула.

– Никогда в жизни!

– Он шутит, – успокоил ее Себастьян. – Таково его представление о юморе.

– Это ягодицы, – сказал Пирс, ткнув в небольшую выпуклость. – Другие с той стороны, хотя это может быть голова. Трудно сказать. У вас в семье были когда-нибудь близнецы, миссис Отер? Да? В таком случае готовьте двойную колыбельку.

– Моя мать… и тетя – они обе потеряли своих двойняшек. – Голос женщины дрогнул. – Вот почему я приехала сюда. Чтобы младенцы не родились мертвыми.

– Родились мертвыми или умерли потом? – требовательно спросил Пирс.

– Кажется, умерли потом, – отозвалась женщина. – Они были слишком маленькими. Помню, моя мать говорила, что у младенцев ручки были размером с грецкий орех.

– Ну, ваши оба живы в данный момент, – сказал Пирс. – Идите домой и ложитесь в постель. На следующие четыре месяца.

– Что?

– Ложитесь в постель, – повторил он раздельно. – Вставайте только по нужде, но лучше вообще не вставать.

– Я не могу! Мой муж нуждается во мне. И мой свекор живет с нами. Он старый, и мне приходится…

– Идите и скажите миссис Хэвлок, пусть найдет вам кровать. На четыре месяца по крайней мере. Придется нам постараться, чтобы ваши ребятишки благополучно пережили эту ореховую стадию.

– Кровать? – почти вскрикнула она. – Вы хотите оставить меня здесь?

– О, вам здесь понравится, – заверил ее Пирс. – Все мои пациенты просто в восторге. Моя экономка окружает их такой заботой, что ее можно хоть сейчас причислять к лику святых.

– Я не могу валяться в постели месяцами! Мой муж без меня как без рук, и потом, я веду швейный кружок и занимаюсь… – Она замолкла при виде выражения лица Пирса.

– Я понимаю, что вы весьма ценный член общества и необходимы своему семейству. Но у вас будет больше шансов произвести этих детей на свет живыми, если вы проведете следующие четыре месяца в постели. Хотя, конечно, с близнецами уйма хлопот, и, если вы предпочитаете отправиться домой, мы вас поймем. Осмелюсь предположить, что ваша матушка спала крепче, имея на руках только вас, а не парочку двойняшек.

Женщина покачала головой.

– Вы уверены? Во второй раз вашей матери явно повезло больше. В таком случае идите наверх, – сказал Пирс, так и не дождавшись от нее ответа, и повернулся к двери, выбросив пациентку из головы. – Это все на сегодня? Я не стал переодеваться к ужину, чтобы сделать обход больных.

– Мне не нравится состояние мужчины, поступившего этим утром, – сказал Себастьян, следуя за ним.

– Сыпной тиф скорее всего, – рассеянно отозвался Пирс. – В окрестностях наблюдается вспышка тифа. – Он думал о завтрашнем плавании.

– Не похоже на тиф. По-моему, все гораздо хуже.

– Что может быть хуже? Половина моих пациентов умирает от сыпного тифа даже без моего вмешательства. К тому же ты, позволь заметить, не слишком хорош в диагностике.

Себастьян покачал головой.

– Я велел экономке положить его в отдельную палату.

– Отлично, – сказал Пирс, помедлив секунду, чтобы облегчить боль в ноге, прежде чем спуститься с лестницы.

– Как твоя нога? – поинтересовался Себастьян.