– А тут что? – Кавалерия пальцем отметила место в тетради, чтобы не потерять строку.

– В земельный отдел вызывали. Вот, говорят, несостыковка! Вашему детскому саду на условиях аренды принадлежат тридцать соток, а у нас куда-то исчезли десять гектаров. Кадастровые инженеры ходят-ходят, а найти их не могут. Вроде по генеральному плану должны эти гектары где-то тут быть – а их нету. Не могли бы вы разъяснить этот факт? А я им говорю: «Если уж специалисты не нашли – мы-то что можем? Мы простой детский садик!»

Кавалерия перевернула лист:

– Ясно. А здесь что? Почему «Ремонт седел» пять раз зачеркнут и рядом фигушка нарисована? Что это за тайные знаки внутренней отчетности?

– Кузепыч жадничает за починку платить! Говорит: ему обещали десять списанных из полка конной полиции, – наябедничал Афанасий.

– Отличная новость.

– Это да – но вы когда-нибудь полицейских коней видели? Слоны, а не кони! Да и седла не полетные! Они же пегам основания крыльев натрут!

Слушая Афанасия, Кавалерия легонько постукивала по столу очками:

– Кузепычу это, думаешь, неизвестно?

– Да известно, конечно. Да только завел свою песенку: денег нет, и все дела! Но летать-то надо! Надо или не надо?! – кипел Афанасий.

– А ты Кузепычу сказал, что летать надо? – улыбнулась Кавалерия.

– Сказал! И Меркурий ему говорил сто раз. А он говорит: «Давайте деньги – будут вам седла. Нет денег – радуйтесь тому, что дают».

– И правильно! – Кавалерия одобрительно хмыкнула. Афанасий был недоволен, что ему не удалось настроить ее против Кузепыча.

– Он же жук! – воскликнул Афанасий жалобно. – Я точно знаю, что жук! И денежки у него наверняка какие-то отложены!

– Возможно, – легко согласилась Кавалерия. – Но он жук наш, шныровский. И жучит для ШНыра. Поэтому придется его потерпеть. Но если ты очень рвешься, мы сделаем тебя завхозом вместо Кузепыча.

Афанасий, не на шутку напуганный, подпрыгнул и заслонился руками:

– Ни за что! Я знаю, что это такое! За мной будет ходить целая толпа! Отзывать меня в уголок, откручивать мне пуговицы, выщипывать шерсть со свитера и требовать, просить, умолять, проклинать! И даже если я кому-то что-то дам, он все равно будет врать, что я не дал или дал мало! Ни за что!

Кавалерия улыбнулась:

– Это называется «саморегуляция системы». Каждое место само находит себе подходящего человека. Если бы Иван Грозный мог устрашить своих бояр тем, что прыгал бы через скакалочку, он скакал бы через нее от рассвета до заката. Это бы само собой происходило помимо его воли. Не знаю, как объяснить, но чувствую, что не ошибаюсь. Он и хотел бы даже сделать что-нибудь другое – но все равно хватал бы скакалку и начинал скакать как безумный. А бояре бы тряслись и молили: «Казни, государь, только не прыгай!» Поэтому ты уж занимайся отчетами, а Кузепыч пусть жучит дальше.

Афанасий сунул под мышку тетрадь и с явным облегчением выскользнул из кабинета. Рине показалось, что он рад удрать, потому что в отчетах, конечно, полный завал. Сама она переминалась у дверей, находя в себе все меньше храбрости, чтобы начать говорить. Однако Кавалерия начала разговор сама.

– Сашку давно видела? – спросила она.

– Давно. Он сам не хочет. Хочет выглядеть сильным.

Косичка Кавалерии удовлетворенно дернулась:

– С мужчинами вечно так! Когда им плохо, они забиваются в пещеру и сидят там. Между нами: очень удобная позиция. Стань несчастным – и можешь не решать вообще никаких проблем. Какие тут угрызения, раз все пропало?

– Сашка не такой! – упрямо возразила Рина. Короткая косичка опять дернулась.

– Будем надеяться, что нет. Ну и какие новости ты принесла?

– Я видела Альберта Долбушина. Он сказал, что сегодня 21 июня 1941 года, – выпалила Рина.

Кавалерия потянулась.

– В самом деле? – сказала она, не выражая удивления, что Альберт Долбушин, всесильный глава форта, нашел время для встречи с рядовой шныркой.

– Он о чем-то хотел предупредить. И мне показалось, он был искренним, – закончила Рина.

Кавалерия ободряюще коснулась кончика ее носа:

– Не исключаю. Но повода унывать не вижу!

– И что мы будем делать?

– Продолжим заниматься обычными делами. Нырять и приносить закладки, заботиться о пегах и лабиринте. Что бы ни происходило в мире, шныры должны нырять. Даже если знаешь, что через пять минут солнце погаснет – все равно ныряй и приноси! Закладки – это золотые стежки, которыми небо пришивается к земле. Не помню, кто сказал это первым, но я так слилась с этими словами, что они уже мои!

* * *

Афанасий удрал из кабинета Кавалерии вовремя. Еще десять минут – и он опоздал бы на электричку. А так он как раз подбегал к станции, когда за поворотом показалась красная гусеница поезда. Купить билет он не успевал, так что пришлось пролезать под платформой и бежать по шпалам. Выбравшись на платформу, он отряхнул колени и, притворяясь приличным человеком, стал смирно дожидаться, пока электричка, издав пугающий гудок, долженствующий устрашить таких же, как он, перебегальщиков, пришвартуется к станции.

Гуля ждала Афанасия на Манежной площади. Сидела на каменных перилах и ела картошку фри, вытягивая ее двумя пальцами при далеко отставленных остальных, что, по замыслу, обеспечивало стерильность.

– Микробам придется прыгать, понимаешь? Для них это как с одного небоскреба на другой! – объяснила она Афанасию, пальцем намечая место на щеке, куда он должен был ее поцеловать.

– А с тех двух пальцев, которыми ты держишь?

– А про те два пальца я поспорила, что они чистые! – радостно объяснила Гуля и принялась завидовать, что она, уроженка столицы, не чувствует Москву так, как ее чувствуют гости, когда фотографируются у Кремля. Она, Гуля, к Москве привыкла, и взгляд ее замылился.

– Вот ты, принц, когда в последний раз был на Красной площади? – спросила она.

– Вчера, – ответил Афанасий, не объяснив удивленной Гуле причин.

Причины же были такие, что он пытался заложить сильную охранную закладку под Лобное место, зная, что на Красной площади на днях побывает большая группа боевых ведьм. Увы, на площади была масса полицейских, и план Афанасия не удался. Напрасно он протаскал с собой завернутый в тряпку камень размером с два кулака.

Около получаса Афанасий и Гуля бродили по Манежной. Минут двадцать простояли у временного бассейна, в котором по случаю подготовки к Дню города тренировались серфингисты. Одетые в гидрокостюмы, они на водных досках мчались навстречу сильной струе из насоса. Особенно выделялись две хорошенькие, прекрасно очерченные облегающими костюмами девушки. Несмотря на ветер и холод, они хохотали. Падали в воду, поднимая брызги, снова вспрыгивали на доски и мчались в струе.