Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она даже не поднимает на меня взгляд, прикованный к поверхности стола. И делает одно и то же движение рукой, повторяя его, словно по шаблону. Подойдя ближе, я вижу, что происходит. Ее палец двигается по контурам одной из нарисованных фигур. Снова и снова.
– Туне? – говорю я опять, уже громче.
Она замирает и смотрит на меня. Моргает, словно заставляя себя собраться с мыслями. Ее обычно прожигающий насквозь взгляд сейчас рассеянно скользит по мне, словно не замечая. Так в свое время бабушка смотрела на людей своими полуослепшими от бельм глазами.
– Да? – говорит Туне.
От волнения у меня начинает чесаться тело. Я откашливаюсь.
– Мы решили вернуться и позавтракать. – Это звучит так, словно я разговариваю с ребенком. – Ты голодна?
Она кивает и пытается встать; когда задевает травмированную ногу, ее лицо искажает гримаса боли.
– Черт, – машинально выдает Туне. Впрочем, выглядит она как обычно, если не считать признаков усталости на лице и мокрых волос.
– Ты можешь опираться на меня, – говорю я ей. – Кстати, нам все равно надо сегодня в дом священника, так что мы заодно проверим, нет ли там палки, или клюки, или чего-то похожего.
– В противном случае мне остается надеяться, что ты обстругаешь какую-нибудь старую сосновую ветку, – кряхтит Туне, еле заметно улыбаясь. – Чего стоят все твои тренировки, если ты не сумеешь этого сделать?
Мы снова движемся в сторону площади. Эмми встречается со мной взглядом через плечо Туне. Я смеюсь словам подруги, но мне все еще немного не по себе.
Мы идем назад к машинам. Туне, хромая, тяжело опирается на мою руку. Я скорее настоятельно предлагаю, чем спрашиваю:
– Может, тебе прилечь в палатке и отдохнуть? А мы позаботимся о завтраке.
Туне поджимает губы и, как мне кажется, собирается протестовать, но вместо этого кивает. Ее короткие белокурые локоны слиплись на лбу от пота.
– Пожалуй, это хорошая идея.
Я помогаю ей забраться в палатку, потом выпрямляюсь и иду к автофургону Эмми и Роберта. Эмми стоит на коленях в грузовом отсеке и роется в картонных упаковках с консервами.
– Что, спиртовку достаешь? – спрашиваю я ее.
Эмми замирает, услышав мой голос. Потом засовывает куда-то руку, вынимает коробку со спиртовкой и протягивает ее мне, бросив на меня короткий взгляд через плечо. При виде ее сердитых зеленых глаз я вздрагиваю. Несколько секунд неподвижно стою с коробкой в руках – и только потом вылезаю задом из машины и иду к центру нашего маленького лагеря. Распаковывая спиртовку, слышу, как Эмми возится с едой для завтрака за моей спиной, всего в нескольких метрах от меня, от чего я слегка нервничаю. Когда она ставит передо мной открытый пакет с растворимым кофе и кофейник с водой, мне становится немного легче. В любом случае я вижу ее, могу держать под контролем.
– Алис, у меня есть к тебе разговор, – говорит Эмми и садится по-турецки прямо на булыжники. Она делает это ловко, одним движением, что ранее было не свойственно ей. Эмми всегда казалась мне закрепощенной и немного ленивой, еле передвигала ноги по утрам и становилась энергичной по вечерам, а просыпаясь, широко зевала, высунув язык, как кошка.
Как часто мы когда-то завтракали вместе? Сотню раз? Тысячу? Она с мокрыми волосами, как сейчас, а я со вчерашним гримом и склеившимися ресницами… Теперь на моем лице нет и следа макияжа, а ее напряжено.
Спиртовка стоит между нами, подобно стене. Я зажигаю ее.
– В чем дело? – спрашиваю.
Над спиртовкой поднимается маленькое голубое пламя, и я машу в воздухе спичкой, пока та не гаснет. Я пытаюсь выдержать холодный деловой тон. Я же ее продюсер, в любом случае. Руководитель проекта. Шеф.
Руки Эмми покоятся на коленях; на джинсах пятна от травы.
– Насколько я понимаю, ты представляешь истинное состояние Туне, – говорит она. – Догадываюсь, что тебе не хочется прерывать проект, но так нельзя. Ее надо отвезти в больницу прямо сейчас.
В тоне Эмми нет и намека на агрессию, она просто говорит все как есть. Но мне от этого не легче.
– Она не хочет, – отвечаю я, тянусь за кофейником и ставлю его на огонь. – Туне – взрослый человек и сама знает, как лучше для нее.
Эмми закатывает глаза к небу. Сейчас это зрелище мне неприятно.
– Кончай, Алис, – говорит она медленно, раздраженным тоном. – Завязывай с этой чепухой; ты же видишь, как ей плохо. Мы обе видели ее в доме Гиттан, она же бредила… Возможно, у нее очень высокая температура. Ей надо к врачу. Как можно скорее.
– Не чувствуется, что у нее жар, – возражаю я и с силой сжимаю зубы. Как ни странно, от ее слов мое беспокойство уменьшается. – Она сама говорит, что у нее лишь вывих.
– Вывих так не выглядит, – замечает Эмми.
Не в силах больше сдерживаться, я перехожу в атаку.
– И ты знаешь это наверняка? Само собой, ты же врач, не так ли?
– Даже не будучи врачом, я вижу, что Туне едва может ходить и что ей становится все хуже и хуже! – отвечает Эмми, сжимая руки в маленькие твердые кулачки. Они у нее всегда были крошечные, как и ноги – я никогда не могла позаимствовать у нее обувь.
– Я ей не мать! – говорю. – Ты думаешь, я не разговаривала с ней? Не спрашивала ее? Я неоднократно поднимала этот вопрос, но она настаивает… Как ты предлагаешь мне поступить? Засунуть ее в грузовой отсек одной из машин, запереть там и отвезти насильно?
– Ну, тебе видней, – язвит Эмми. В паузах между словами я слышу их истинный смысл. Порой просто ужасно, когда ты знаешь человека настолько, что в состоянии прочитать его мысли еще до того, как он высказал их.
– На что ты пытаешься намекнуть? – спрашиваю я, чересчур давая волю эмоциям, и сама слышу это.
Эмми поднимается и отряхивает колени. Я не могу позволить ей смотреть на меня сверху вниз и тоже быстро встаю на ноги.
– Ни на что, Алис, – хрипит она в ответ. – Я ни на что не намекаю. Мне просто кажется странным, что Туне дьявольски плохо, а ты, ее подруга, похоже, особенно не беспокоишься на этот счет.
От ее обвинения перехватывает дыхание. Меня волной накрывает злоба.
– Как ты смеешь заявлять, что я не волнуюсь? – выдавливаю я сквозь сжатые зубы. – Что я не беспокоюсь за Туне? Ты не смеешь говорить мне такое.
Эмми приподнимает брови и открывает рот, собираясь ответить, но я перебиваю ее даже раньше, чем она успевает начать. Просто не терпится вылить на нее все накопившееся у меня с тех пор, когда я вновь увидела ее на нашей встрече-собеседовании с ней и Робертом. Когда я заметила новые мелкие морщинки вокруг ее глаз, заметила, что она сильнее стала подкрашивать волосы хной, как изменились хорошо знакомые морщины на ее ушах… Беды и заботы явно не обошли стороной мою бывшую подругу.