— Что-нибудь с ней случилось, — говорила одна дюжая матрона другой. — В прошлом году она была весела как птичка, а теперь стала похожа на сестру мою Мери, которая умерла от чахотки в больнице, такая же бледная и руки такие же прозрачные. А добрая-то какая! Вот такие умирают, а мой старый отец, который и себе и другим в тягость, остается маяться на свете.

Однажды вечером, пробыв почти целый день в поле, Грация сделала страшное открытие: медальон ее пропал. Лента, на которой она носила его каждый день, перетерлась об острые края колечка и осталась на ее шее, разорванная пополам. Как ни поздно было, Грация пошла бы искать свое сокровище немедленно, если б это было возможно, подняла бы рабочих и попросила бы их искать вместе с ней, но дом был заперт а ключи лежали под подушкой мистрис Джемс, и бедная девушка не осмелилась прервать сон трудолюбивой хозяйки. Она легла в постель я проплакала всю ночь, а утром сошла вниз бледная как смерть, с красными кругами под глазами и объявила о своей потере.

Мистрис Джемс пришла в негодование, узнав эту новость.

— Потеряла! Как вам не стыдно, — воскликнула она. — С какой стати надели вы его в рабочий день.

Грация покраснела:

— Я знаю, что это было очень неблагоразумно с моей стороны, тетушка Ганна, но… но… я так любила его!

— Любила! Можно ли быть таким ребенком. Вы любите ваше фортепьяно, — удивляюсь, как вы не повесите его себе на шею! Кто-нибудь из ваших возлюбленных рабочих украл его, и поделом. Вот что значит водиться с таким народом.

— Они не могла украсть его, тетушка. Я носила его под платьем, и они не знали что он на мне.

— Не знали! Если бы вы проглотила золотую монету, они знали бы, что она внутри вас. К тому же вы, наверное, вынимали его и показывали кому-нибудь из их паршивых ребятишек. Наживете вы себе когда-нибудь тиф или оспу с этим народом. На что вы будете годны без вашей красоты, не умея ни за что взяться?

Грация молчала, чувствуя себя виноватою. Она вспомнила что сидя накануне у изгороди и держа на руках ребенка, мать которого с толпою подростков работала на расстоянии нескольких шагов от нее, она вынула свой медальон и вертела его пред глазами малютки, любуясь сама на единственную вещь, служившую ей воспоминанием о краткой истории ее любви.

Тетушка Ганна однако вовсе не расположена была допустить, чтобы медальон пропал.

— Не стоило тратить на вас деньги, — сказала она, — и я это скажу мистеру Вальгреву, если когда-нибудь увижу его. Медальон из чистого золота с настоящим жемчугом, и носить его по будням среди рабочих!

Наворчавшись вдоволь, тетушка Ганна отправила Джека и Чарли и одного из фермерских рабочих искать медальон под руководством Грации, которая должна была указывать все места, где была накануне.

— Но это положительно все равно, что искать месяц в траве, — сказала им тетушка Ганна, когда они отправлялись в путь.

Предсказание ее оправдалось. Молодые люди искали вплоть до вечернего чая, искали тщательно, но безуспешно. После чая смеркалось и пришлось прекратить поиски. Мистер Джемс собрал вечером рабочих, объявил им о пропаже и обещал пару соверенов тому, кто возвратить медальон, будь то мужчина, женщина или ребенок, но они все отвечали, подтверждая свои слова разнообразными клятвами, что ничего не знают о медальоне и никогда не видели его.

— Это ложь, — отвечал Джемс Редмайн твердо. — Кто-нибудь из вас видел его и украл его и, может быть, уже убежал с ним в ночь. Медальон почти в мою ладонь, и сыновья мои нашли бы его если бы он лежал в траве. Они обыскали все места, где была вчера мисс Редмайн. Грех вам обижать ее, она была всегда очень добра с вами.

— Разве мы это не чувствуем, — воскликнули женщины с отчаянною энергией и с сильным ударением на последнем слове. И гул голосов отвечал протестом против предложения, что кто-нибудь из рабочих способен взять вещь, принадлежащую мисс Редмайн.

Грация ушла в свою комнату крайне утомленная тяжелым днем, ходьбой взад и вперед и поисками с постепенно уменьшавшеюся надеждой на успех. Она лишилась своего единственного утешения.

— Я никогда не увижу опять его лица, — сказала она себе. — Сама судьба против меня.

После потери медальона Грация, видимо, упала духом. Добросердечный дядя Джемс сделал все, что было в его силах, чтоб отыскать пропажу: передал дело в руки полиции, наводил справки у лондонских закладчиков, но все напрасно. Бедная Грация бродила по опустевшим полям с устремленными в землю глазами, как печальный призрак, носящийся на сцене несчастной жизни. Тетушка Ганна часто выговаривала ей за такое малодушие.

— Пропал так и пропал, — утешала она ее, — и нечего искать его понапрасну. Разве на свете мало других медальонов. Вот если Бог даст, за эту четверть года окажется прибыль, когда мы сведем счеты, мы с дядей купим вам новый медальон и вставим наши портреты. И такую вещь надо будет беречь как семейное воспоминание, которое вы когда-нибудь покажете сво им детям.

Грация невольно содрогнулась. Портрет тетушки Ганны вместо его благородного лица, вместо его божественных глаз!

— Вы очень добры, — сказала она чуть не плача, — но я никогда не буду носить другого медальона.

— Вот это хорошо! Вы, может быть, думаете, что мы не в состоянии подарить вам такой дорогой медальон как тот, который вы потеряли. А я надеялась, что вы будете более дорожить вещью, которая подарена вам вашими родными, сколько бы она ни стоила, чем подарком чужого человека.

— Вовсе не потому, тетушка. У меня есть ваши портреты в альбоме, и я очень дорожу ими, но другого медальона я никогда не надену. Мне, видно, не суждено носить их.

Прошел октябрь, но поездка к лондонскому доктору все откладывалась по разным причинам. Постепенная перемена в Грации не поражала тех, кто видел ее ежедневно. Девушка вставала в определенное время, занимала свое место за столом, терпеливо выносила рутину скучной жизни и никогда не жаловалась.

Но она была очень несчастна. Не было у нее подруги ровесницы, с которою она могла бы отвести душу, не было никаких развлечений, а тихая, монотонная жизнь фермы способствовала как нельзя более усилению ее горя.

Она написала благодарственное письмо мистеру Вальгреву, формальное письмо, просмотренное всем семейством, в котором благодарила его за подарок, который очень, очень хорош и которым она будет очень дорожить всю жизнь. Слово очень повторялось беспрестанно, и написано письмо было ее лучшим пансионским почерком и на самой плотной и белой почтовой бумаге, какую только могли достать в Танбридже. Дядя Джемс хотел купить бумагу с видом этого места на верху первой страницы, но племянница решила, что это будет вульгарно.

— Он знает Танбридж, дядя. Для чего ему вид на копеечной бумаге?

Письмо это осталось без ответа, да и не давало повода ни к какому ответу, хотя Грация с месяц жила слабою надеждой получить хоть уведомление, что оно дошло по назначению. С потерей этой надежды и с потерей медальона у нее не осталось ничего, кроме страшного будущего, будущего, в котором он не должен был иметь никакого участия.