Судя по всему, под «женщиной, убившей пьяного царя», Страбон подразумевает не охрану, а обитательницу гарема (по крайней мере Каутилья в «Артхашастре» поименно называет царей, убитых своими женами). Таким образом, жизнь царя проходила в том, что он спасался от одних женщин с помощью других… Интересно, что индийские амазонки в отличие от амазонок малоазийских освоили не только верховую езду, но и езду на колесницах и боевых слонах. Если верить словам Страбона, то это были уже не просто телохранители, а целое женское войско. Впрочем, при всем уважении авторов настоящей книги как к Страбону, так и к Мегасфену, они не советуют излишне доверчивым читателям принимать сообщаемые ими сведения слишком буквально. Да и сам Страбон предваряет свое описание Индии следующими словами:

«Читателям приходится снисходительно принимать сведения об этой стране, так как она находится дальше всех от нас и только немногим из наших современников удалось ее увидеть. Однако даже и те, кто видели, видели только какие-то части этой страны, а большинство сведений передают по слухам. Более того, даже то, что они видели мимоходом во время военного похода, они узнали, подхватив на лету… Нередко все эти писатели противоречат друг другу. Но если они так расходятся в своих отчетах о виденном, то что же следует думать о том, что они сообщают по слухам?»

И поскольку наряду с рассказом о войске индийских амазонок Страбон передает сообщения греческих авторов о живущих здесь же муравьях «величиной не меньше лисиц», которые вырывают из земли золото и охраняют его от людей, преследуя похитителей и убивая их «вместе с вьючными животными», об одноглазых людях с собачьими ушами и о прочих сомнительных диковинках, то к сообщению о женщинах «на слонах со всякого рода оружием» тоже стоит отнестись с осторожностью.

В начале второго тысячелетия нашей эры в Южной Индии, на территории Керала, возникло боевое искусство, получившее название «калари паятту». Оно предусматривало как рукопашный бой, так и владение оружием: от простой палки до такого экзотического устройства, как гибкий меч «уруми». Новый вид боя немедленно получил огромное распространение в регионе. Позднее первые европейские колониальные историки писали, что в Керале калари паятту изучали почти все жители, независимо от пола, касты и социального положения, и что знание этого искусства было так же распространено, как умение читать и писать. Полагалось изучать калари паятту и девочкам, правда, они обычно занимались искусством боя лишь до достижения половой зрелости и, видимо, смотрели на него скорее как на гимнастику. Тем более что калари паятту действительно включает огромное количество гимнастических упражнений и массаж.

Но индийские средневековые баллады Северного Мала-бара донесли до нас истории о знаменитых женщинах-воительницах, которые продолжали заниматься калари паятту многие годы и достигли в нем значительных высот. Среди этих женщин была некая Унниярха. Она была мастером гибкого меча «уруми» и, как и положено воительнице из средневековой баллады, славилась замечательной красотой. Правда, красота ее привела к гибельным последствиям: отвергнутый поклонник Унниярхи погубил ее брата, тоже замечательного бойца, Аромала Чекавара. Как ни странно, ни брат, ни сестра, несмотря на все свои воинские доблести, не справились со злокозненным женихом. Но это сумел сделать подросший сын воительницы, и справедливость восторжествовала. Сама же Унниярха хотя и не смогла одолеть несчастного поклонника, но сумела спасти женщин своей деревни от пленения во время вражеского набега.

О том, что индийские женщины нередко владели по крайней мере приемами самообороны, косвенно говорят традиционные женские украшения. Ручные и ножные женские браслеты было принято остро затачивать по внешнему краю, и они превращались в прекрасное оружие, равно пригодное для метания и для удара. А широко распространенная модель браслета «швадамштра», что в переводе означает «собачий клык», имела снаружи острые шипы и делалась хотя и из серебра, но из самого прочного.

Владеть оружием — не заточенными браслетами, а настоящими мечами — часто умели женщины раджпутов — военного сословия, живущего в Северной Индии, на территории нынешнего штата Раджастхан. В фольклоре раджпутов встречаются образы женщин, которые поражают воображение героев не столько красотой, сколько храбростью и силой. Так, в созданной в двенадцатом веке Алха-кханде — цикле баллад, объединенных общими героями, — рассказывается о том, как две юные девушки-пастушки растащили за рога диких буйволов, готовых наброситься на людей. Присутствовавшие при этом два раджпутских воина решили, что у таких женщин должны родиться могучие сыновья, и, презрев кастовые предрассудки, немедленно женились на силачках. Молодые мужья не раскаялись в своем поступке — пастушки действительно родили знаменитых героев индийского эпоса.

Еще одно предание говорит о знаменитой раджпутской принцессе Хари Рани. Ее супруг ушел на войну, страдая от грядущей разлуки, и молодая жена понимала, что любовь к ней занимает его мысли значительно больше, чем воинские подвиги. Свято блюдущая раджпутскую воинскую честь принцесса считала это недопустимым позором. И когда супруг отправил к жене посыльного с просьбой передать что-нибудь на память о ней, принцесса схватила меч и собственными руками отсекла себе голову, предварительно заручившись обещанием, что эта голова будет передана любящему мужу… Муж прекрасно понял символику жениного подарка. Он устыдился собственной слабости, приторочил голову к седлу и отправился воевать, более не томясь по семейным радостям.

В раджпутских домах и замках часто можно видеть живописные изображения женщин с мечом и щитом — их размещают над входом. Считается, что нарисованные дамы охраняют жилище от зла. Живые раджпутские дамы в отличие от нарисованных, хотя и имели представление о том, как обращаются с оружием, выходить на бой могли только в исключительный случаях. Чрезвычайно строгие представления о воинской чести не разрешали раджпуткам сражаться, пока были живы их мужья. Считалось абсолютно недопустимым, чтобы женщина оказалась в ситуации, когда ее честь может оказаться под угрозой, — это было не только позором для нее, но и накладывало отпечаток на карму мужа. Поэтому раджпутки, особенно знатные, вели затворническую жизнь и уж тем более не выходили на поля сражений. Но если все мужчины клана погибали (а такое, учитывая бесконечные войны, случалось достаточно часто), женщины брали в руки оружие, чтобы защитить своих детей. О защите самих себя речь не шла, поскольку раджпутки не могли пережить своих мужей и при всех условиях должны были покончить жизнь самоубийством.

Кроме того, раджпутские женщины, не имевшие детей, могли выходить вместе с мужьями на жертвенную битву «шака». Ее объявляли воины клана, проигравшего войну и осажденного врагами в родовой крепости, без надежды на победу. Они распахивали ворота и выходили на последний, действительно смертный бой. Даже победив в «шака», раджпуты не могли остаться в живых — они сражались друг с другом, а последний уцелевший кончал жизнь самоубийством. В этой битве рядом с мужьями иногда сражались их жены.

Впрочем, женщины, которые не сражались в «шака», все равно были обречены на еще более страшную смерть. В то время как воины погибали в жертвенной битве, все остальные женщины клана совершали великую жертву «джаухар» — самосожжение. Для этих целей в большинстве раджпутских замков были специальные залы с огромными очагами. Некоторые женщины живыми прыгали в огонь, другие предварительно закалывали себя.