Мужчина долго и не мигая смотрел на нее, потом сказал:

— Я сожалею, Кэтрин. У меня никогда даже в мыслях не было, что мое опрометчивое, но вовсе не преднамеренное поведение может привести к таким грустным результатам.

— Я тоже сожалею, Джеймс, — произнесла она мягким, печальным тоном и улыбнулась.

— Что ж, теперь мне остается только поспособствовать твоему переходу в какое-то другое звено нашей компании. — Он взглянул на нее искоса, на губах его промелькнуло слабое подобие улыбки. — Ведь я обещал сделать это, когда принимал тебя на работу; возникшая же трещина в наших отношениях ничего не меняет.

— Спасибо, но у меня уже есть работа.

— Есть?

— Я буду работать у Пита. На временной основе.

— И ты не шутишь?

— Ни капельки.

По всему было видно, что он не ожидал такого поворота событий. Он сразу сник, поморгал глазами, прокашлялся и сказал:

— Я бы не хотел, чтобы ты уходила.

— Ничего страшного в этом нет, Джеймс. — Она принялась приводить в порядок стол. — Миссис Марджери выходит на работу в среду или четверг, так что за эти несколько дней до ее возвращения всемирного потопа в твоем офисе не произойдет. Я больше чем уверена в этом.

Он выпрямился, и Кэтрин заметила, как на его лицо легла прежняя маска непроницаемости.

— Разумеется, — услышала она приглушенный голос. — Тебе нужна какая-то помощь с твоими личными предметами, вещами?

— Нет, их не так уж и много… Я напечатаю сейчас свой отчет — и дело с концом.

— Конечно. — Он направился в кабинет, но прежде чем закрыть за собой дверь, добавил: — Когда будешь выходить, не забудь сдать ключи охране.

— Слушаюсь, сэр, — шутливо бросила она захлопнувшейся двери его кабинета.

На перепечатку отчета ушло больше времени, чем Кэтрин предполагала. В нем она указала весь объем работы, проделанной ею за эти промелькнувшие несколько недель. Положив документ около машинки, ответственная помощница Джеймса Роккаттера собрала свои немногочисленные предметы и вещицы и в последний раз обошла секретарский стол. Он выглядел в точности таким же, каким она впервые увидела его, когда пришла в «Роккаттер» на собеседование. Ничто не напоминало о том, что в течение более полутора месяцев за ним просидела некая Кэтрин Пирс.

Но не это явилось причиной того, что когда лифт, вызванный на двадцать первый этаж, начал свой бесшумный и равнодушный спуск, стоявшая в нем женщина тихо заплакала.

Джеймс слышал, как переливчато дзинькнул колокольчик, когда подошел лифт, слышал, как закрылись его двери. Но он не встал. Он остался сидеть в кресле. И сидел еще очень долго, тупо перекладывая папки, бессмысленно перебирая какие-то бумажки… Прошел час, может быть, два. Наконец он поднялся, открыл дверь и уставился на пустой секретарский стол. Мужчина стоял как вкопанный. Казалось, он был не в состоянии двигаться. И чем дольше он глядел на этот осиротевший стол, тем все более осиротевшим, одиноким и заброшенным чувствовал себя сам. В таком оцепенении он оставался до тех пор, пока наконец не принял то, что раньше отвергал.

Да, он любил ее.

Но было уже поздно: она уходила, ускользала из его жизни.

Джеймс пересек кабинет, достал из буфета бутылку старого шотландского виски и наполнил наполовину бокал. Отпив несколько глотков, он почувствовал опьянение. Но опьянение не заглушило в нем боль от осознания того, что он потерял единственную женщину, в которую влюбился по-настоящему.

Кэтрин была для него идеальной представительницей прекрасного пола. Она имела все, что он искал в женщине. Она была умна, сообразительна и ценила его за личные, чисто человеческие качества. Для нее он не был перекидным мостиком к богатству или верной дверью в высший свет. Для нее он был просто Джеймсом. Именно к таким отношениям с женщиной он стремился с юных лет. Стремился так долго, что стал забывать о них и привыкать к мысли, что они нереальны и невозможны. Но вот ему встретилась Кэтрин — и мечты юности вернулись к нему. Отношения с женщиной, о которых он мечтал столько лет, теперь представлялись ему реальными и возможными.

Кэтрин с удовольствием вместе с ним обсуждала, оценивала документы, которые он ей давал в работу. До нее ни одна секретарша не выказывала желания работать вместе с ним, потому что они боялись его. Кэтрин же не боялась. Эта женщина внесла свежую струю в его работу, в его жизнь.

Несомненно, Кэтрин была красива. На его взгляд, даже очень красива. И страшно темпераментна. Сама же она считала себя, особенно свою фигуру далекой от совершенства. Ее бедра, к примеру, казались ей слишком широкими; он же находил их просто потрясающими. По его твердому убеждению, имея под боком такие бедра, любовью можно было бы заниматься всю ночь напролет.

Вчера, когда они вышли из библиотеки (после опьяняюще сумасшедшего схлеста их тел, после околдовывающей музыки скрипучего дивана) и спустились в танцевальный зал, он еще долго не мог забыть именно ее бедра…

И это было всего лишь вчера? Как круто может измениться жизнь всего за одну ночь.

Кэтрин прилагала максимум усилий, чтобы приспособиться к рабочему ритму на новом месте. Она будто пробуксовывала. Но не потому что работа у Джеймса была легче. Нет, у него она трудилась с полной отдачей сил и способностей. Просто в отделе Пита у нее были несколько иные функции. Когда она ехала в офис Джеймса, у нее было такое ощущение, будто ее ожидала там не только и не просто работа, а нечто более интересное и значимое. Теперь же, несмотря на всю доброту Пита, она не вскакивала каждое утро с постели в радужном настроении, чтобы побыстрее собраться и выехать в центр Нью-Йорка.

Неужели прошла всего неделя? Ей казалось, пролетел целый год с тех пор, как она последний раз видела Джеймса. Он всплывал перед ее глазами по несколько тысяч раз в день. Но боль воспоминаний о нем и о том, что между ними было, от этого числа не уменьшалась. Наоборот, эта боль только усиливалась.

Вторая неделя в офисе Пита была не легче первой. Кэтрин старалась с головой уйти в работу, но чувство серого однообразия и скуки не проходило. И в этом не был виноват Пит. В этом никто не был виноват. Более того, в ней появилось ощущение, будто ее начал охватывать какой-то общий всепроникающий недуг, и она терялась в догадках, сможет ли когда-нибудь вновь почувствовать вкус настоящей, здоровой жизни. Ей казалось, что теперь лишь одна Энни могла заставить ее улыбнуться или рассмеяться.

К концу третьей недели даже уже Пит не мог выносить такого ее состояния.

— Кэтрин, — обратился он к ней как-то утром, когда она только что пришла на работу, — у меня к тебе есть просьба. Я хочу, чтобы ты слетала во Флориду и привела в порядок новый коттедж, который мы купили всего неделю назад. Это недалеко от Дейтона-Бич.

— Ты что-то сказал, Пит?

— Ты не ослышалась, Кэт. Я оформлю твое отсутствие как рабочий отпуск.