Некоторые люди, которые об Умке слышали краем уха, убеждены, что она посейчас играет на Арбате. Я точно знаю, что нет. Потому что сейчас она рок-звезда и выступает в больших клубах. А раньше играла, это да.

Погода в Москве стоит странноватая, вроде конец осени, а слякоть. А на следующий день, глядишь, в плащике вышел, а мороз как ударит тебя по голым коленкам.

Как раз день стоял такой. Мне было жутко холодно еще и потому, что мне стукнуло в голову изнурять свой молодой организм исключительно арбузной диетой. Потреблять нужно арбуз только и хлеб бездрожжевой. Поэтому страшно хотелось есть и надо было постоянно искать… ну, не буду отвлекаться. Было холодно, одним словом.

Мы брели по Арбату с Умкой и съемочной группой. Аня была в безразмерной бейсболке «Grateful Dead» поверх капюшона. И вообще все в ней выдавало человека, который знает, что надеть в эту погоду. На лице у нее было такое выражение, как будто мы все ей глубоко противны. Или это мое специфическое арбузное восприятие.

Мы медленно бредем мимо кроличьих шапок и Ленина, показывающего фак.

Аня продолжает: «Есть, правда, ощущение преодоления. Я, собственно, не из принципа играла, а просто деньги нужны были».

Сама Умка гораздо бодрее все это описала семь лет назад в своей статье для одного журнала, про то, каково это — играть на Арбате. Статья вышла в разделе «Культура». Вот так описывалось начало карьеры.

Я задумываюсь. Как раз мы тут с моей подругой Пальчиковой и еще одной немного сумасшедшей пожилой женщиной снимали соседние комнаты в коммуналке. То есть не совсем тут, а вот в этом переулке под названием Сивцев Вражек. И каждый божий день Арбатом ходили по своим делам, к метро там или за продуктами. И сто процентов проходили поющую Умку. Но я почему-то ее не помню.

Умка продолжает с тем же отсутствующим лицом. Мы проходим кичевую золотую статую и начинаем топтать ступнями плитки «Дорогому зайчику от Муси».

Уже который раз мы заговариваем с Аней про хиппи. И я думаю, что для таких вот людей, как я, хиппи, которые, оказывается, все годы прямо с моего рождения были в нашей стране и сейчас есть, как будто какие-то инопланетяне, рядом ходят, тусуются, песни поют, а мы их не видим. Ну, то есть, я не вижу. Мимо нас проходит странная компания людей. Несколько широкополых охранников в камуфляже прогуливают господина в легком пальто. Господин с видимым удовольствием пялится на всякую лоточную дребедень.

Аня поправляет бейсболку и останавливается.

Я вспоминаю, как Умка рассказывала про то, что у нее был после активного хиппования семилетний период глубокого замужества, когда она не писала и не пела песен, старые связи распустила как вязанье и вообще занималась исключительно филологией. Но потом поняла, что это не ее путь, и с восторгом вернулась в музыку. Значит, было это тут.

А Умка мне показывает еще один арбатский закоулок.

Мы миновали художников, и мне опять пришло в голову, что лучше б они меня рисовали, а не Ди Каприо.

«Машинерия? — переспрашиваю я, — комбики и усилители для гитары?»

«А это что, — я удивляюсь, — твоя проблема»?

Я, кстати, помню почти всех, кто тогда на Арбате играл. Были там мальчики, которые ходили и лежали на стеклах, были актеры, которые травили анекдоты возле театра Вахтангова, а вокруг них собиралась плотная толпа. Мне казалось тогда, что это очень крутая работа. Пел кто-то тоже все время, но мне не нравилось.

Проходим как раз театр. Огибаем тетю с сонным котом на руках. Ворочают головами по сторонам бодрые пожилые японцы.

Мне всегда казалось, что эти вот нелепые иностранцы должны как-то финансово оправдывать свое присутствие на этой улице, сорить долларами, что ли. На этот часто задаваемый самим себе вопрос Умка в своей статье ответила так: