Жена стоит спиной к портьере, опершись о кресло, и смотрит на меня, насмешливо улыбаясь. В такие минуты начинаешь завидовать людям, носящим очки. Очки ведь, как известно, запотевают, и, протирая их, можно выиграть время. Я же не ношу очков и с бесстрастным выражением лица молча опускаюсь на диван, с краю, ближе к проходу. Пружины стонут, и неожиданно я глубоко проваливаюсь.

— Ты все пружины переломаешь. Придется диван отдавать в починку, — смеется жена, усаживаясь, скрестив ноги, в самое дальнее от меня кресло. Выглядывающие из-под короткой юбки колени кажутся мне чуть полнее, чем когда мы виделись в прошлый раз. Почувствовав мой взгляд, жена резким движением, будто убивает мошку, хлопает по колену и одним духом выпаливает: — Юбки становятся короче и короче — дешевка. Ведь когда стоимость материала снижается, плату за шитье не очень-то повысишь. А вот когда носят то длинное, то короткое, и каждый раз приходится шить все заново…

— Говорят, что, если юбки укорачиваются, это к войне, а?

— Во всем есть определенная цикличность.

— Видимо, так.

— Сегодня опять какое-нибудь дело?

— Хочу кое о чем спросить… можно прямо сейчас?..

Портьера сзади нас раздвигается, и выглядывает молоденькая помощница жены.

— Здравствуйте. Как всегда чаю или, может быть, кофе?

Красавицей не назовешь, но личико милое, чуть наивное… у жены очень ладная фигурка — что бы ни надела, все ей идет, — и поэтому она носит неброскую, простую одежду, а девушке сшила самое что ни на есть модное платье — видимо, принимался в расчет и, так сказать, психологический эффект, который это могло произвести на заказчиков. Хозяйка ателье европейской одежды в слишком ярком платье вызывает неприязнь заказчиков, но и чересчур простой туалет тоже может вызвать недоверие к ее мастерству и вкусу. И то и другое нежелательно. А вот такое сочетание дает наилучший результат. Однако девушка, высунув головку, продолжает из-за плеча жены пристально меня рассматривать. Открытый, простодушный взгляд, как у птички, кажется — вот-вот запоет. Может быть, в ней нет никакой настороженности, потому что перед ней муж ее хозяйки? Да к тому же она не может побороть любопытства — как же, муж, живущий врозь с женой, и стесняться ей в общем-то нечего. Кажется, что девушка, скрытая портьерой, совершенно обнажена. Однако кокетство ее — не кокетство перед мужчиной. Когда жена впервые привела эту девушку, у меня сразу возникло подозрение, а нет ли у моей жены некоей порочной склонности. Во всяком случае, девушка смотрит на меня с кокетством не большим, чем если бы перед ней был стол или стена.

— Что-нибудь важное?

— Я хочу знать наконец, что ты решила?

— А ты не мог заранее позвонить по телефону?

— Зачем же, я хотел услышать неподготовленный ответ. Отрепетированные ответы мне уже надоели.

Девушка, скривив губки, покачала головой и, бросив на прощание ласковый взгляд, скрылась за портьерой.

— Возьму немного вещей. — Девочка, — жена понижает голос и со смешком, как сообщница, почти убежденная, что та слышит ее, — какая она милая, как искусна в любви — просто очаровательная девочка.

— Ты тоже достаточно опытна. Ну да ладно. Скажи лучше, почему все-таки мы должны были расстаться?

— И ты пришел чтобы спросить меня об этом? — Она смотрит на меня изумленно: — Среди бела дня, в ателье…

— Я хочу, чтобы ты, не особенно размышляя над ответом, сразу же сказала, что ты об этом думаешь.

— Просто мне показалось, что я поняла, о чем ты мечтаешь, и согласилась расстаться с тобой. И сколько б ты ни старался переложить на меня вину…

— Значит, ты предвосхитила мои мысли?..

— Конечно.

— Я в самом деле был категорически против того, чтобы открывать это ателье, — вот почему мы и расстались.

— И теперь тоже?

— Уверен, что вся эта затея провалится.

— Дело не в том, провалится или не провалится…

— Люди часто спрашивают, почему я стал агентом частного сыска. Как ты думаешь, что я в таких случаях отвечаю?

— Во всяком случае, правды не говоришь.

— Тогда послушай. Жена наняла сыщика, чтобы следить, как я себя веду. Однако сыщик этот вдруг переметнулся и потребовал с меня денег за то, что он будет молчать. У меня рыльце было в пушку — это правда, но когда тебе так беспардонно не доверяют, нужно быть круглым дураком, чтобы стараться сохранить лицо…

— Ты не успокоишься, пока хоть бы в своих фантазиях не сделаешь из меня злодейку.

Смеющееся лицо жены медленно испаряется и наконец вовсе исчезает. Подобная отливу бесцветная грусть, обратившись к далекому морю, замыкается в себе.

— У меня и в мыслях не было делать из тебя злодейку, я просто хотел выставить сыщика в дурацком свете.

— Не нужно разговаривать со мной в таком тоне.

— А твой строитель оказался весьма искусным, верно?

— Моя ошибка в том, что я совершенно непреднамеренно ранила твое самолюбие. Но и у тебя есть слабость. Ты необычайно ревнив.

— Ревнив? Никогда не предполагал…

— Прости. Мне не следовало об этом говорить. Но ты сам виноват, ты вынудил меня. Вот так всегда мы возвращаемся к одному и тому же. И не можем понять, в чем причина того, что случилось… и все равно продолжаем без конца ссориться…

— Может быть, лучше не подавать пока на развод?

— Но ведь ты однажды уже сам об этом просил?

— Это потому, что я был категорически против того, чтобы открывать это ателье.

— А сейчас ты уже примирился с ним, да?

— Примирился потому, что ты игнорировала мои возражения, и в конце концов сделал все по-своему. Я не собираюсь упрекать тебя. Ведь в конечном счете ты оказалась права, я же ошибался — это неоспоримый факт… Ревность… нет, здесь что-то другое… похоже, но думаю, другое… вопрос вот в чем: почему всегда ошибался один я, а ты никогда не ошибалась?

— Я просто теряюсь, не знаю, что и сказать, когда человек вот так сразу превращает себя в жертву.

— Но ведь ты же сама не можешь не признать, что наше совместное существование не имеет никакого смысла.

— Ну а если бы… — Жена вытягивает ноги, кладет на них, сцепив, руки и подается вперед. — А что, если бы мы поменялись местами, а? Если бы, предположим, ты добился большого успеха в деле, против которого я возражала, и по этой причине я бы завела разговор о разводе?..

— Мне, видимо, было бы трудно понять это.

— Какой же ты эгоист.

— А что, разве лучше, если бы тебе было трудно понять?

— Мне действительно трудно.

— Но ведь ты только что говорила, что тебе все понятно.

— Я просто похвасталась.