Он покойником проплелся по террасе, подав тете вечерний коктейль.

— Спасибо, — сказала она, взяв бокал.

— Вам что-нибудь принести, сэр? — спросил Ропс, прижимая поднос к груди, словно серебряный щит.

— Ропс, а ты видел, чтобы я когда-нибудь пил? Хоть что-нибудь… — огрызнулся я.

— Андрэ, веди себя прилично. Спасибо, больше ничего не надо.

Ропс медленными костлявыми шажками удалился.

— Можешь и дальше изливать свое негодование, — благосклонно разрешила тетя Т.

— Я закончил. Ты знаешь, как я себя чувствую, — ответил я, а потом взглянул на озеро, впитывая мрачное настроение сумерек за отсутствием нормальных напитков.

— Да, я знаю, как ты себя чувствуешь, но ты ошибаешься — всегда ошибался. У тебя всегда были такие романтические воззрения: что ты и твоя мать — упокой ее душу — стали жертвами некоей чудовищной несправедливости. Но все не так, как ты думаешь. Они не были дремучими крестьянами, которые, скажем так, спасли твою мать. Они были богатыми, образованными членами ее семьи. И не суеверными, нет, ведь то, что они думали о ней, оказалось правдой.

— Правдой или нет, — возразил я, — они верили в невероятное — и действовали соответственно, — и это я называю суеверием. Да по какой причине они…

— По какой причине? Я должна тебе напомнить: в то время ты находился не в том положении, чтобы обсуждать причины, мы знали тебя лишь в виде небольшого животика твоей матери. Я же, с другой стороны, там была. Видела ее «новых друзей», эту «аристократию крови», как она их называла, что, как понимаю, выдавало ее зависть к наследному социальному статусу. Но я не виню твою мать, никогда не винила. В конце концов, она недавно потеряла мужа — твой отец был хорошим человеком, очень жаль, что ты его никогда не видел. И она несла в себе ребенка, ребенка мертвеца… Она была напугана, сбита с толку и сбежала к своей семье, на родину. Кто может винить ее в том, что она стала вести себя безответственно? Но очень жаль, что так все вышло, особенно для тебя.

— Ты так меня успокаиваешь, тетушка, — сказал я с достойным сожаления сарказмом.

— Ты всегда можешь положиться на мое сочувствие, хочешь ты того или нет. Думаю, за долгие годы я это доказала.

— Не поспоришь, — согласился я.

Тетя Т. сделала последний глоток из бокала и не обратила внимания, когда маленькая капля проступила в уголке ее рта, мерцая в сумеречном сиянии, как жемчужина.

— Когда однажды вечером — а я бы сказала, утром — твоя мать не пришла домой, все поняли, что случилось, но никто ничего не сказал. Ты считаешь их суеверными, но, напротив, они долго не могли собраться с духом, так как не смели поверить.

— Так мило, что вы позволили мне развиваться самому, пока решали, как лучше затравить мою мать.

— Вот эти слова я пропущу мимо ушей.

— Уверен, не пропустишь.

— Мы не охотились за ней, не травили ее, как ты прекрасно знаешь. Это еще одна из твоих фантазий о преследовании. Она же сама пришла к нам, разве не так? Скреблась ночами в окна…

— Эту часть можешь пропустить, я и так…

— …круглая, как полная луна. И это было странно, так как по срокам ты был опасно недоношенным ребенком. Но когда мы проследили за твоей матерью до мавзолея местной церкви, где она спала днем, то увидели, как она несет груз полноценной беременности. Священник пришел в ужас, выяснив, кто живет, так сказать, в его собственном дворе. Не твои родственники, а именно он считал, что тебе не стоит рождаться на свет. И его рука освободила твою мать от жизни ее новых друзей. И сразу после этого она начала рожать, прямо в том самом гробу, где лежала. Было столько крови. Может, мы и…

— Не нужно…

— …действительно охотились на твою мать, но тебе очень повезло, что в том отряде была я. Мне пришлось вывезти тебя из страны той же ночью, обратно в Америку. Я…

В этот момент она поняла, что я уже не обращаю на нее внимания, отвлекшись на более приятную историю заходящего солнца. Когда она замолчала, тоже устремив взгляд к горизонту, я сказал:

— Спасибо, тетя Т., за эту занимательную историю. Я всегда с таким удовольствием ее слушаю.

— Извини, Андрэ, но я хотела тебе напомнить о правде.

— Что я могу сказать? Я понимаю, что обязан тебе жизнью.

— Я не это имела в виду. Я хотела напомнить о том, чем стала твоя мать и кто теперь ты.

— Я — ничто. Совершенно безобиден.

— Вот почему мы должны пригласить Дювалей, пусть поживут у нас. Мы должны показать, что миру не нужно тебя бояться. Я думаю, им лучше самим увидеть, какой ты.

— Ты действительно думаешь, что это их цель?

— Да. И они могут доставить нам немало неприятностей, если мы не удовлетворим их любопытство.

Я поднялся со стула — а тени в сгущающихся сумерках удлинились — и встал рядом с тетей Т., напротив каменной балюстрады. Облокотившись на нее, я сказал:

— Тогда пусть приезжают.

II

Я — потомок мертвых. Я происхожу от покойников. Я — детище призраков. Мои предки — прославленные толпы усопших, великие и бесчисленные. Моя родословная длиннее, чем само время. Мое имя написано бальзамирующей жидкостью в книге смерти. Благородна раса моя.

В моей семье живых первым с Создателем встретился мой собственный создатель: он покоится в могиле неизвестного отца. Он успел дать мне начало, но испустил последний вздох до того, как я сделал первый. Его сразил инсульт, сразу и бесповоротно. Мне говорили, что в последние минуты жизни хаотичные и изощренные волны его мозга рисовали странные узоры на зеленом глазу монитора ЭЭГ. Доктор, который сказал моей матери, что ее муж покинул мир живых, в тот же день сообщил ей, что она беременна. И это было не единственное волнующее совпадение в истории моих родителей. Оба они происходили из богатых семей Экс-ан-Прованса в южной Франции. Но впервые встретились не в Европе, а в американском университете, где — так сложилось — оба учились. Вот так два соседа пересекли холодный океан, чтобы увидеть друг друга на обязательном научном курсе. Когда они узнали об общем происхождении, то поняли: их свела судьба. Они влюбились друг в друга и в свою новую родину. Позже пара переехала в дорогой и престижный пригород (и ни название его, ни штат я называть не стану, так как до сих пор живу здесь, но по причинам, которые со временем станут очевидными, мне приходится делать это тайно). Годами пара жила в довольстве и неге, пока мой непосредственный прародитель не умер, разминувшись с собственным отцовством и таким образом став подходящим родителем для будущего сына.

Потомка мертвых.

Впрочем, некоторые могут возразить, что родился-то я от живой женщины: прибыв в этот мир, повернулся и посмотрел в блестящие материнские глаза. Но нет, совсем наоборот, как, думаю, стало очевидно по моему разговору с дорогой тетей Т. Беременная вдова, моя мать, уехала обратно в Экс, в комфорт фамильного поместья и уединенной жизни. Но об этом чуть позже. Я более не могу бороться с желанием рассказать вам о родном городе своих предков.