Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже поздно, в гостиной темно и холодно. После того события прошло полчаса, но я все еще дрожу.
Я вошел в кабинет часов около десяти, за книжкой. Лампу зажигать не стал: то, что мне было нужно, лежало прямо у меня на столе, и света, который падал через приоткрытую дверь из гостиной, вполне хватало.
Нагнувшись над столом, я вдруг почувствовал шеей какую-то щекотку — не то чтобы дыхание, скорее, так бывает, когда на вас кто-то пристально смотрит. Я тут же выпрямился, мне стало тревожно.
Снаружи давно стемнело. Тьма была не прозрачной, как в звездные ночи, а, наоборот, мглистой, матовой. Ночь выдалась пасмурная. Под моим окном горел безжизненным химическим светом одинокий фонарь, и все. Луна отсутствовала.
Но красное стекло посреди моего окна сияло.
Алый ледяной луч падал из него на меня и на стол передо мной. Клянусь, что это его прикосновение я почувствовал, от него встали дыбом волоски у меня на шее.
Я стоял и смотрел. Наверное, даже рот разинул от удивления. Каждый дефект, каждая царапинка выделялись на центральном фрагменте стекла четко, как на гравюре. Мне вдруг показалось, что их там великое множество и они складываются в разные формы: я видел то зародыша, свернувшегося в утробе, то красный смерч, а то подернутый кровью глаз.
Прошло секунды три или четыре, и вдруг все кончилось. Почему, я не понял. Свет за моим окном не погас, по крайней мере, я ничего такого не заметил. Наверное, леденец выключился, когда я моргнул. Знаю только, что в один миг он горел, а в следующий перестал. Не оставив никакого следа на сетчатке моего глаза.
Наверное, это самолет или другая какая-нибудь штука послала луч, и он каким-то непонятным образом угодил мне прямо в окно. Теперь я мыслю уже яснее, чем несколько минут назад, и это объяснение представляется мне единственно возможным. Хотя, если все дело только в этом, то незачем было это писать.
И все же, пока мой кабинет освещался тем светом, у меня было такое чувство, будто в воздухе разлито что-то очень странное. И очень, очень плохое. Длилось это всего три секунды, но за эти секунды у меня похолодело в груди.
8 октября (Глубокой ночью)
За тем окном что-то есть.
Мне страшно.
Не любопытно, не беспокойно, даже не тревожно, а по-настоящему страшно.
Надо поскорее записать.
Когда вечером я вернулся домой (целый день я думал о том, что же это было прошлой ночью, старательно притворяясь перед самим собой, будто ничего не происходит), то буквально с порога почувствовал сильное нежелание входить в свой кабинет. Когда я, наконец, пересилил себя и вошел, там все было как обычно.
Бросив небрежный взгляд в окно, для чего мне, однако, пришлось приподнять голову, я не увидел в нем ничего, кроме неба. Из-за дефектов стекла оно казалось пятнистым и растрескавшимся, но в остальном вполне нормальным.
Решив, что это только нервы, я еще пару часов потоптался по хозяйству, но расслабиться так и не мог. Странный вчерашний свет не шел у меня из головы. Я словно чего-то ждал. Сначала я сам не понимал, чего именно, но, по мере того, как вечер старел, а солнце угасало, я поймал себя на том, что все чаще бросаю взгляды на окна гостиной. Я размышлял, что делать.
Наконец, когда день совсем кончился, я принял решение снова войти в кабинет. Разумеется, только чтобы почитать. Эти слова я четко и ясно произнес про себя, — на случай, если меня кто-нибудь слушает.
Там я сел в кресло и начал листать скучную книгу Чарли, которую, хочешь — не хочешь, надо закончить.
То и дело я поглядывал в окно, но стекло вело себя так, как и подобает всякому нормальному стеклу. Я давно погасил верхний свет и читал при небольшой лампочке, чтобы уменьшить отражение. За окном время от времени посверкивали огни самолетов, которые перелетали из левой части моего окна в правую, проходя по дороге через старое стекло. Совпадая с пузырьками воздуха в нем, искры на миг становились огненными шарами.
Так я читал и наблюдал еще около часа, а потом, кажется, заснул.
Проснулся я неожиданно, оттого, что замерз. С трудом разглядел часы — стрелки на них показывали третий час ночи.
Я сидел в полной темноте, съежившись в кресле, как забытый ребенок. Помню, я еще подумал, что лампочка, наверное, перегорела. Я с трудом встал и услышал, как с моих колен упала книга. Сбитый с толку внезапным пробуждением и весь дрожа от холода, я огляделся.
Думаю, меня разбудил белый шум дождя. Капли часто барабанили по подоконнику. Я увидел, как тусклые огни уличных фонарей дрожат и расплываются в струйках воды, бегущих по стеклам.
Собираясь с мыслями, я пошарил вокруг себя рукой и начал разглядывать комнату при красноватом лунном свете, который шел сквозь центральную панель старинного окна. Поворачиваясь, я краешком глаза увидел саму луну.
Вдруг я замер. Почувствовал, как сдавило горло. И повернулся к окну.
Старое стекло было сухим.
По соседним створкам струились грязные потоки дождя, но на этой не было ни капли.
Прямо в лицо мне светила полная луна, чуть кривоватая от изъянов стекла. Я стоял недвижно.
Минутой позже я подошел ближе к окну. Все пространство вокруг заполнял низкий, монотонный звук дождя. Встав спиной к столу, я поднял голову и стал смотреть на луну. Насколько я мог видеть через покоробленное стекло, она светила в ясном, черном небе. Вокруг нее были звезды.
Небо в других створках окна было скрыто кипением облаков.
Я медленно склонил голову набок, не сводя глаз с луны. Так же медленно она заскользила по старому, крапчатому от звезд стеклу к оконному переплету. Но в правой створке так и не появилась. Когда я выпрямил голову, а затем так же неспешно наклонил ее влево, луна сначала снова возникла посередине, а потом исчезла в створке слева.
Новые стекла и старое стекло показывали разное небо.
Торопливо отодвинув с дороги стол, я встал прямо перед загадочным стеклом. Дрожа, приложил к нему обе ладони, затем приблизил лицо и заглянул внутрь.
Я посмотрел сквозь стекло и лунный свет, и вдруг во мне полыхнул страх, от которого мне стало тошно: я увидел стену. Сквозь зеленоватый треугольник стекла сразу под центральным красным фрагментом, в свете какой-то призрачной луны, я разглядел старые кирпичи, крошащийся цемент, осколки стекла, укрепленные наверху, и все это всего в нескольких футах от меня.
За стеной виднелась низкая, угловатая крыша, наклонно уходящая куда-то во тьму. Я взглянул направо, прижав лицо к стеклу, которое оказалось холоднее, чем остальные. Стена уходила вдаль, и конца ей было не видно.
Не отрываясь от окна, я протянул руку за спину, нашарил стул, подтянул его к себе и ногами встал на сиденье. Опустив глаза, я взглянул вниз, под окно, и тоже увидел кирпичи. А еще ниже, футах примерно в шести от стекла, была земля.