но именно так рождаются легенды.

Через день или два ограбили Земельный банк в Арапахоу, штат Колорадо. Грабитель – в низко надвинутой шляпе с широкими полями и бандане, закрывающей рот и нос, – действовал в одиночку. Ему досталось меньше ста долларов, и он уехал на «хапмобиле», украденном в Маккуке. На следующий день в Первом банке Кайенн-Уэллса (единственном банке в этом городке) к молодому человеку присоединилась молодая женщина. Лицо скрывала бандана, но скрыть беременность не представлялось возможным. Добыча составила четыреста долларов, и они уехали из города на большой скорости, направившись на запад. Дорогу в Денвер перегородила полиция, но Генри вновь продемонстрировал смекалку, и удача их не оставила. Покинув Кайенн-Уэллс, они повернули на юг и поехали проселками и коровьими тропами.

Неделей позже молодая пара, Гарри и Сьюзан Фриман, сели на поезд до Сан-Франциско в Колорадо-Спрингс. Почему они внезапно вышли в Гранд-Джанкшен, я не знаю, а Арлетт мне не сказала. Вероятно, что-то их насторожило. Мне только известно, что они ограбили банк и там, и еще один в Огдене, штат Юта. Наверное, так копили деньги на новую жизнь. И в Огдене, когда какой-то мужчина попытался остановить Генри на выходе из банка, Генри выстрелил ему в грудь. Мужчина все равно уцепился за Генри, и Шеннон столкнула его с гранитных ступеней. Они скрылись. Тот мужчина через два дня умер в больнице. Влюбленные бандиты стали убийцами. В Юте признанных виновными в убийстве вешали.

Все это началось до Дня благодарения [26] и продолжилось после праздника. Полиция к западу от Скалистых гор, приведенная в боевую готовность, располагала приметами Генри и Шеннон. На тот момент меня то ли уже укусила крыса, спрятавшаяся в стенном шкафу – я так думаю, – то ли еще собиралась укусить. Арлетт сказала мне, что они мертвы, но на самом деле это было не так – когда она и ее свита нанесли мне визит, они еще не умерли. Она и солгала, и предрекла. Для меня ее ложь и пророчество слиты воедино.

Их предпоследней остановкой стал город Дит, штат Невада. День выдался холодным – был конец ноября или начало декабря. С белесого неба посыпал снег. Они хотели съесть яичницу и выпить кофе в единственном придорожном кафе Дита, но удача практически оставила их. За прилавком стоял уроженец Элкхорна, что в штате Небраска, и хотя он много лет не появлялся в родном городе, мать по-прежнему раз в месяц пересылала ему все номера «Уорлд гералд». Последнюю посылку он получил несколькими днями раньше и узнал «влюбленных бандитов» из Омахи, которые устроились в одной из кабинок его кафе.

И вот вместо того, чтобы позвонить в полицию (или в службу безопасности соседней шахты по добыче медной руды, тогда охрана сработала бы куда эффективнее), повар-раздатчик решил совершить арест сам. Достал из-под прилавка старый ржавый ковбойский револьвер, наставил на них и приказал, как принято в вестернах, поднять руки. Генри ничего такого не сделал. Выскользнул из кабинки и направился к этому парню со словами: «Не делай этого, друг мой, мы не собираемся причинять тебе вреда, мы расплатимся и уйдем».

Повар-раздатчик нажал на спусковой крючок, но старый револьвер дал осечку. Генри отобрал его, откинул цилиндр и рассмеялся.

– Хорошие новости! – сказал он Шеннон. – Патроны от времени позеленели.

Он положил два доллара на прилавок – за еду, – а потом допустил чудовищную ошибку. До этого дня я уверен, что при любых раскладах все закончилось бы для них плачевно, но все равно мне хочется крикнуть ему через пропасть прошедших лет: Не оставляй заряженное оружие! Не делай этого, сынок! Зеленые или нет, положи патроны в карман! Но время могут преодолевать только голоса мертвых. Теперь я это знаю по собственному опыту.

И когда они уходили (рука в руке, прошептала Арлетт в мое горящее ухо), повар-раздатчик схватил брошенный на прилавок старый револьвер, поднял, держа обеими руками, и вновь нажал на спусковой крючок. На этот раз револьвер выстрелил. Вероятно, мужчина целился в Генри, но пуля попала в поясницу Шеннон Коттери. Она закричала и стала падать через порог на снег. Генри поймал ее, прежде чем она свалилась на землю, и помог добраться до их последнего автомобиля, еще одного украденного «форда». Повар-раздатчик выстрелил в них через окно, и тут старый револьвер разорвался. Кусок металла вышиб мужчине левый глаз. Я об этом не сожалел. В отличие от Чарльза Грайнера я не из тех, кто прощает.

У тяжело раненной, может, уже умирающей Шеннон начались роды, когда Генри гнал сквозь усиливающийся снег к Элко, городу, расположенному в тридцати милях к юго-западу, вероятно, рассчитывая найти там врача. Не знаю, нашел бы или нет, но полицейский участок в Элко был, и повар-раздатчик позвонил туда, когда ошметки глазного яблока еще засыхали у него на щеке. Двое местных копов и четверо патрульных дорожной полиции штата Невада поджидали Генри и Шеннон на окраине города, но так их и не увидели. Из тридцати миль между Дитом и Элко Генри и Шеннон проехали только двадцать восемь.

Уже за административной границей Элко, но достаточно далеко от первого дома удача окончательно покинула Генри. С кричавшей в голос, истекавшей кровью и державшейся за живот Шеннон, Генри наверняка ехал быстро – слишком быстро, а может, он угодил колесом в рытвину на дороге. Как бы то ни было, «форд» занесло, он угодил в кювет и заглох. Они застряли в пустыне под воющим ветром, швыряющимся в них снегом. И о чем тогда подумал Генри? О том, что содеянное им и мной в Небраске привело его и девушку, которую он любил, в это место в Неваде? Арлетт мне этого не сказала, да и зачем? Я и так знал.

Несмотря на снегопад, он разглядел контуры какого-то дома и вытащил Шеннон из автомобиля. Ей удалось сделать несколько шагов навстречу ледяному ветру, но не больше. Девушка, которая решала задачи по тригонономии и могла стать первой представительницей прекрасного пола, окончившей нормальную школу в Омахе, положила голову на плечо своего молодого человека и прошептала:

– Я не могу идти дальше, милый, положи меня на землю.

– А ребенок? – спросил он.

– Ребенок мертв, и я тоже хочу умереть, – ответила она. – Не могу больше терпеть боль. Она невыносима. Я тебя люблю, милый, но положи меня на землю.

Он отнес ее к дому, очертания которого едва просматривались сквозь снег. Оказалось, что это сарайчик, практически ничем не отличавшийся от лачуги, в которой они прятались неподалеку от «Мальчишеского города», с нарисованной на стене выцветшей бутылкой колы «Королевская корона». Печь там была, но дров не нашлось. Генри вышел из сарая, собрал деревяшки, пока не заваленные снегом, притащил в сарай. Шеннон потеряла сознание. Генри растопил печь и положил ее голову себе