И бремя, радость — уже далече.

Я был наивен, я был доверчив:

я сеял смех, а пожал лишь ветер.

И завсегдатай хмельной таверны

хохочет в спину мою гиеной.

Я прахом был — и я был вселенной —

святой провидец, подлец последний.

Луной кровавой во тьме алею —

такой ли вам я, толпа, милее?!

Так мажьте маслом и ешьте с хлебом

меня, поющего гимн хвалебный!

Сгорю безмолвно, углем дотлею… —

но, может, хоть одного согрею?

Не знаю. Верю…

— Последнее желание будет? — сплюнул господин Хожмур — Давай скорее, глумослов!

Гвоздь задумался, всего на секунду. По-прежнему где-то далеко и в то же время вот здесь, совсем рядом, лаяла собака.

— Свистнуть хочу, — провозгласил он народу свою последнюю волю.

— Так свисти, — предложили из толпы — без особого, впрочем, радушия.

Кайнор объяснил, что свистнуть ему хочется в свисток, а тот висит на шее; или развязывайте руки, или пусть кто-нибудь подойдет и вложит ему свисток в рот.

Господин Хожмур собственной персоной снизошел (вернее, поднялся на помостец) и, морщась, ткнул Гвоздю в губы свисток. Рыжий двинул бровями, мол, не заслоняй пейзажа в последние-то минуты, не на тебя же, злыдня, смотреть во время финального свиста, верно? Жрец отвалил.

Кайнор набрал воздуха в легкие и засвистел, переливчато, узорчато. Впрочем, свисток предназначался для Друлли, так что народ-то ничего и не услышал.

Им сейчас не до того было.

Дряхлым занавесом вздернулось и заплясало небо, грачи наконец-то оторвались от ветвей и с карканьем взмыли вверх, а по дороге, прямо на помостец, скакали гвардейцы, гвардейцы!.. «Вы чем тут занимаетесь, в-вашу!..» — «Да мы… да он… да сами видите…» Гвардейцы видели, гвардейцы ой как видели и ой как карали, вот уже и девятихвостки пошли выписывать по спинам и плечам, господин К'Дунель не останавливал, он только фургонам Жмуновым велел остановиться да, спешившись, скорым шагом направился к помостцу. Лично резал веревки на Гвозде, улыбался в усы.

«Сейчас еще обниматься полезет», — подумал Кайнор.

И действительно, господин капитан заключил его в свои крепкие, можно сказать, братские объятия. А заключивши, прошептал на ухо, чтоб другие не слышали: «Еще раз попытаешься сбежать, я всех твоих акробатов на хрен повырежу, понял? И псину твою живьем крысам скормлю. Если понял — кивни».

Кайнор — человек негордый и неглупый — понял и кивнул.

И даже похлопал К'Дунеля по спине в приступе ответной братской любви.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Где наследил великий Бердальф…». Что испугало кальмаров. В Шатрах Захребетников. Гостеприимство монахов. Прогулки по ночному кораблю. «Неподдельное смущение и искренняя наивность»

Иль по снегу бреду,

иль пустыней, в бреду, —

словно грешник в аду,

я пощады не жду.

Кто-то спросит:

«Живешь для чего ты, бродяга?»

«Не живу! Я лечу…

пусть — вот-вот упаду!»

Кайнор из Мьекра по прозвищу Рыжий Гвоздь

Рыбацкая деревушка со звучным названием След Бердальфа, по сути, принадлежала монастырю Акулы Неустанной. Считалось, что именно здесь почти пятьсот лет назад великий мореплаватель и воин, основатель династии иншгурранских правителей, впервые ступил на берег Ллаургина — тогда еще не Отсеченного. Он приплыл сюда во главе множества искателей приключений, оставивших свои дома и отправившихся в новые земли «по веленью сердец своих» (а также, не сомневался Иссканр, из-за манящего сияния баснословных заморских богатств). Самого же Морепашца призвала в дорогу Неустанная. Именно она охраняла великую армаду Востока от невзгод, которые обрушивались на корабли, — потомки мореплавателей по сей день любят рассказывать истории о невиданных чудовищах, исполинских волнах, летающих черепахах, штормах, длившихся неделями… И хотя до падения Сети мореходство было такой же обычной профессией, как лекарство или зодчество, мало кто из приплывших в Ллаургин желал проделать этот путь еще раз по своей воле. Пусть даже новая земля оказалась совсем не тем взлелеянным в мечтах и расписанным в сказках краем с медовыми реками и золотыми горами.

Ну а теперь-то мысль о таком путешествии никому и в голову не взбредет! Большую часть кораблей, приплывших с Востока, разрушило время, меньшую — люди, ведь после падения Сети громадные парусники-дома оказались никому не нужны. Их сохранилось меньше десятка, дряхлых свидетелей былой славы. А прибрежные воды, куда только и отваживаются выходить предки былых мореходов, бороздят сейчас небольшие галеры да рыбацкие лодчонки. Правда, в распоряжении короля осталось несколько древних боевых трирем, предназначенных, впрочем, не для морских сражений, а для перевозки войска.

Время покорителей волн прошло — и не вернется уже никогда. Ни один человек в здравом рассудке не рискнет отправиться на восток дальше, чем на день-другой пути. Чем ближе к Пелене, тем пустынней выглядят воды, а та жизнь, что кишит в них… лучше человеку с нею никогда не встречаться, Акула Неустанная — свидетель!

Такие невеселые мысли Иссканру навеял вид деревушки, в которую он пришел осенью 698 года, покинув в Дьенроке «родной» караван. В Следе Бердальфа Иссканр надеялся найти кого-нибудь, кто согласится отвезти его на остров Йнууг, где находился монастырь Акулы Неустанной. Хотя за время путешествия он успел прочесть некоторые из записей брата Гланнаха и догадывался, что попасть на остров будет не так просто. Да и на острове…

«Иногда мне мнится, что Баллуш обрадовался бы, если бы у Йнууга появилась собственная Пелена. Нет, я не осмелюсь обвинять отца настоятеля в стремленьи отгородиться от мира — однако ни для кого не секрет, что больше Тихохода заботят Пелена и прошлое, нежели мирские дела и настоящее.

«Мы — хранители традиций и знаний», — любит повторять он. И верно: ведь именно отец Кеввал Волны Усмиряющий из церкви Акулы Неустанной сопровождал Бердальфа в его великом походе и помогал советом в трудные минуты. Так же и Баллуш готов всегда помочь советом страждущему — и его ли вина, что порой советы эти жестоки и суровы? Таковы и зверобоги, которые властвуют над миром. Таков и мир. Таковы и люди, его населяющие».

Мухи не по-осеннему бодро роились во дворах и у побережья, где были разложены и развешаны пойманная рыба, шкуры тюленей и рыбачьи сети.

Деревенские псы так же бодро облаивали Иссканра и не теряли надежды ухватить его за пятку, а то и за что-нибудь повыше да помягче. Он лениво отмахивался от них палкой, пробираясь к причалу. Точнее,