ко мне руку, почти как в тот миг, когда готовился сжечь живьём нашего целителя Бахи, показавшись вдруг прежним жестоким орудием власти и праведности. В этой руке таилось пламя, сжигавшее людей тысячами.

Рука брата прикоснулась к моему лицу, но вместо магического огня я ощутила лишь тепло живого тела.

– Амани… сестра… – Казалось, внезапная улыбка Нуршема осветила всё вокруг. – Ты нашла дорогу домой, ко мне.

Он обнял меня, и скажи я, что ошалелый вид тётушки Фарры меня не порадовал, то грубо солгала бы.

– Око! – выкрикнул вдруг кто-то в толпе. – Пускай посмотрят в Око. Иначе как им доверять?

– Мы все смотрели в Око! – поддержал другой сердито.

– Око! Око! – отозвались со всех сторон. – О-ко! О-ко! О-ко! – скандировали сотни людей.

Оглушительный грозный хор, казалось, сотрясал горы. Нуршем медленно повернулся, обводя их взглядом, чуть приподнял руку, и шум мгновенно стих. Толпа затаила дыхание, с трепетом ожидая, что скажет их повелитель.

– Око! – произнёс Нуршем, и восторженный рёв снова потряс каменистый склон.

Толпа мигом зашевелилась, обтекая и окружая нас, и повлекла вперёд, как ветер гонит пушинки. Тётушка Фарра вцепилась мне в плечо ногтями и потащила, как злобный конвоир, куда-то к неведомому Оку.

Далеко идти не пришлось. Нуршем привёл к небольшой площадке на склоне, окружённой барьером из молитвенных шарфов. Вокруг подношения – яркие лоскуты разноцветных тканей и засохшие цветы, какие я видела разве что в садах у султана.

В центре площадки лежал небольшой осколок зеркала, по форме слегка напоминавший человеческий глаз. Люди столпились вокруг, не заходя за тряпичный барьер, кроме Нуршема, который нагнулся и взял зеркало, а затем благоговейно поднял в ладонях, подставляя лучам заходящего солнца.

Осколок вспыхнул голубоватым светом, и Жинь позади меня удивлённо втянул воздух. Я с любопытством обернулась к нему.

– Да это же назеен! – тихонько воскликнул он.

– Что? – Такого слова я от него ещё не слыхивала.

– Громанское изобретение, – пояснил он. («Ага, что-то вроде пары компасов или жутких творений Лейлы, где смешались механика и магия».) – Может читать мысли через глаза. В армии им пользуются, когда допрашивают шпионов.

Синие глаза Нуршема, так похожие на мои, поймали мой взгляд. Я не стала ждать приглашения и перешагнула барьер, заставив толпу испуганно ахнуть. Вблизи стало ясно, что Жинь не ошибся: в зеркале было полно магии, которая искрила голубыми разрядами на его зазубренной кромке. Такие же искры я видела и при работе механизмов громанской принцессы.

– Где ты его взял? – спросила я брата, опасливо отстраняясь от странного предмета у него в руках.

– Ты не первая пришла сюда в поисках чего-то, – туманно ответил Нуршем. – Сначала мне приходилось догадываться, что творится у них в душе, но потом чужеземные солдаты принесли с собой вот это – воистину подарок Всевышнего. Теперь сразу видно, кто ищет святого убежища на самом деле, а у кого есть корыстная цель. Тогда я решаю, остаться им или сгореть.

Я с дрожью подумала о людях Билала, посланных на юг в поисках легендарного существа, которое поможет эмиру обмануть смерть, ‒ некоторые из лоскутов вокруг площадки напоминали по цвету мундиры солдат из гарнизона Ильяза. Видно, мысли их пришлись не по нраву человеку из-под горы.

Он протянул мне назеен:

– Смотри в Око, Амани. Пусть оно увидит тебя.

В толпе послышался глухой ритмический гул. Хлопки ладоней о каменистую землю звучали всё громче, и вскоре хлопали уже все.

– Око! – звучали возгласы в такт. – Око! Око! Око!

Торжественный хор набирал силу, вызывая дрожь земли под ногами.

Деваться было некуда. Я сама завела друзей в ловушку, в которой тикает часовая бомба. Если не разрядить её сейчас, мы все погибнем.

Есть ли шанс, что Нуршем признает меня праведницей, если узнает все мои мысли? Так или иначе, выбора не остаётся: сейчас моя душа предстанет перед ним как на ладони.

Я глянула в зеркало, и в нём замелькали образы из памяти: песчаные вихри, завесы из пламени, казни и снова казни, смерть за смертью. Джинны, запертые в подземелье. Султан на мушке револьвера. И последняя огненная вспышка – человек под горой.

Тяжело переводя дух, я подняла взгляд. Ощущение было, словно вынырнула из-под причала «Белой рыбы», только сейчас отдышаться требовалось разуму. Незаметно подскочивший Жинь помог мне удержаться на ногах, и я благодарно оперлась о него, в то время как Нуршем вертел зеркало в руках, внимательно изучая мою выпотрошенную память.

– Если придётся удирать… – начал Жинь шёпотом, склонившись к моему уху.

– Тогда ты налево, я направо, – продолжила я. – Разделить погоню – первое дело.

Наглядевшись, Нуршем бережно вернул зеркало на импровизированный алтарь и величественно повернулся к толпе.

Я переглянулась с Иззом, и тот еле заметно кивнул, готовясь обратиться кем-то быстрым.

– Я видел её грехи, – заговорил брат, – и я рассудил так… – Он раскинул руки, словно обнимал своих учеников, и фанатичная толпа застыла в ожидании с горящими глазами. – Никто не будет гореть!

Ответом был многоголосый вопль, полный радости. Впрочем, он тревожил меня не меньше, чем если бы требовали моей крови.

Глава 21

Ворочаясь на спальной подстилке, я всё время ощущала над собой звёзды. Шатёр мы не разбивали, здесь было жарко даже ночью – дальний юг.

Почти все люди Нуршема тоже спали на открытом воздухе. Что прятать истинному праведнику от глаз Всевышнего? Впрочем, лично меня скорее беспокоили любопытные взгляды других женщин, что устроились поблизости.

Согласно правилам Нуршема, незамужние не должны проводить ночь рядом с мужчинами.

– Тот юнец тебе не муж, а смотрит, как… Грех, тяжкий грех! – прошипел кто-то, покосившись на Жиня, когда меня уводили к покатому склону под обрушенными копями, выделенному для женщин.

Уже в поздних сумерках я поймала взгляд своей двоюродной сестры Олии, что устраивалась спать неподалёку. Она приподняла брови и слегка пожала плечами: мол, а ты думала, в Захолустье что-то меняется? И правда, изменилась с тех пор, пожалуй, только я.

Очень тянуло поговорить с Жинем, да хотя бы с кем-нибудь, раз уж забрались в этот глухой угол в погоне за древней легендой. В результате потеряли ещё день – и всё из-за меня. В минуты тяжких сомнений я привыкла искать по ночам общения с Шазад, но теперь её с нами нет, а от парней меня отделили. Если попробую улизнуть потихоньку, эти фанатички непременно донесут, и что тогда – гореть заживо или голодать в наказание?

Когда после вечерней молитвы весь лагерь собрался вокруг Нуршема, он поднял руки в благословении, и все выстроились перед ним в длинную очередь.