инстинкты, вроде бы, немного прикормлены, а это значит, надо снова приступать к вопросам, а ещё к ужину.

— Что у тебя за связь с сегодняшним докторишкой?

Хоть и тихо, но я все равно слышу мат за моей спиной.

— Яровой, а ты никак решил меня колючей проволокой по периметру обмотать и всех приближающихся ближе, чем на полметра, сразу на расстрел?!

— На метр, но в основном да. Я не верю женщинам.

— О! Классно! Так мы отличная пара, так как я не верю мужикам. Спасибо можешь передать Райданову, хотя … ему сегодняшнего будет достаточно!

Злюсь, но, бля, это же Земляникина! Кто сказал, что с ней всё будет легко и просто.

Натягиваю штаны прямо на голую задницу и разворачиваюсь к Веронике, которая пыхтит с другой стороны кровати. Она тоже натягивает свою пижамку.

— И не надо так на меня смотреть.

— Так-это как? — с интересом наблюдаю за этим нервным ёжиком.

— Как на дитя неразумное.

— Никогда не думал о тебе в таком ключе.

— Вот и дальше не думай, — Земляникина, как всегда, находит в ответ нужную фразу.

Отбрасывает простынь в сторону и кидает в меня мою футболку.

— Одевайтесь, Захар Пантелеймонович, ибо нефиг совращать меня своими мышцами и кубиками.

— А что работает?

Она закатывает глаза, выражая весь дебилизм моего пикапа. Я и не спорю, что придурок, но чёрт, мне отчего-то нравится, когда она мной восторгается. Хотя бы телом, которое я сам обычно воспринимаю лишь как рабочий инструмент.

— Яровой, если у тебя ещё и склероз, то напоминаю, я только пару минут назад вылезла из твоей койки, где эта вся твоя брутальность выбивала из меня душу.

И это мне льстит и бальзамом падает на раны. Чувствую себя девчонкой после комплимента. Стыд и срам!

— Выбила?

— Так я поняла. У тебя такого огромного и неповторимого комплекс неполноценности. По образованию психолог из меня только наполовину, но обещаю выбить из тебя эту дурь. А сейчас я хочу домой. Лика, наверное, уже с ума сошла от беспокойства или довела до инфаркта Варвару Петровну.

Скорее всего, второе, но мне нравится, что в кои-то веки Земляникина никуда не убегает и называет мой дом своим. Или именно это плохо?!

— Вероника, это значит, что ты останешься жить со мной?

Девушка спотыкается об ножку кровати, но тут же хватается за её лакированный ножной конец. Морщит губы и трёт ушибленный палец на ноге.

Натягиваю футболку и в несколько шагов преодолеваю расстояние между нами. Приседаю на корточки, чтобы перехватить пострадавшую конечность.

— Ванилька, ты не ответила, — напоминаю о своём и, пока жду, дую на пальчик.

Глава 15

Захар

— Зар, это плохая идея.

В шоколадных глазах ни грамма упрёка или недовольства, только серьёзная грусть.

— Почему? — а сам представляю, как она уходит.

И мне не нравится, что я при этом чувствую. Дерьмо.

— Мы очень разные и оба не верим в противоположный пол. Я не против твоих свиданий с ребёнком и от помощи тоже не откажусь, но только что касательно малыша. С остальным я вполне справлюсь сама или с помощью подруг.

Аккуратно высвобождает свою ногу и тут же отходит в сторону.

Наверное, я проклят. Вроде, говорят, что молния в одно и то же место два раза не бьёт, а что же тогда меня снова херачит. Медленно выдыхаю, стараясь не показать и четверти истинных эмоций.

— Мне казалось, мы не плохо начали.

Выпрямляюсь и тут же ловлю тонкое запястье. Это на уровне рефлекса, чтобы не сбежала, а ещё понимаю, что мне нравится её касаться.

— Согласна, и здорово продолжили, но, Захар, это только секс. Уверена, что ты это тоже понимаешь.

Наши взгляды скрещиваются, но сегодня первым не выдерживаю я. Эта женщина познаётся в борьбе.

— Вероника, я понимаю только то, что нам не надо спешить. Давай будем спокойно решать проблемы по мере их поступления.

Земляникина задумывается на целую длинную минуту, а потом нерешительно кивает головой, соглашаясь.

— Но только без фанатизма, Яровой! — тычет мне указательным пальцем в грудь. — Поясняю, не надо прятать меня в большой надувной шар и кормить с ложечки, когда в это время вокруг стоит рота охраны.

Между прочим, зря! С ней бы отлично сработало!

— Ванилька, я не настолько сентиментальный и романтичный мужчина.

— Правильно. Ты настолько повернутый на охране и безопасности, что Лику на тренировки и к репетитору возят разные водители и по разным дорогам без чёткого графика.

— На это есть свои причины.

Внимательная матрёшка! Открываю рот, чтобы ещё чего весомого добавить, но резко захлопываю. Как ни странно, больше сказать уже нечего.

В ответ она смотрит на мой рот, словно очерчивая взглядом контуры губ. Чуть дёргаю за запястье на себя и чувствую, как мягкое тело врезается в моё. Клинит сразу.

Ухватываю рукой упрямо вздёрнутый подбородок и уже губами собираю сдавленный стон женского удовольствия.

От нашего голодного поцелуя из моей груди рвётся нетерпеливый стон, что едва успеваю приглушить. Меня сейчас больше интересует жалкая попытка Ванильки тормозить меня и саму себя заодно.

И где-то правильным умом я понимаю, что это треш, и я вот только полчаса назад испил полную чашу драйва, но сейчас в глотке сушняк, в штанах стояк, а мне нужна новая порция.

— Зар, мы же собирались домой, — шепчет между вдохами Ника и в последней попытке к освобождению дёргается вперёд, но тщетно.

Она ещё больше врезается промежностью в мои бедра, что удовольствие от нашего соприкосновения разносит меня в щепки.

Дёргаю замок на штанах вниз и тут же стаскиваю с округлых женских бёдер мягкую ткань. Ника тихонько хнычет от нетерпения, но я всё равно сначала скольжу по внутренней стороне бедра к нежным складкам между ними. Там охрененно влажно и тесно, и как-то особенно вставляет её мгновенная реакция на меня.

— Значит, только обычный секс? — дышу в её маленькое ушко, прикусывая тонкую кожу.

Она извивается ещё сильнее, насаживаясь на мои пальцы. Кусает губы, срывается на тихий стон, прогибается и льнёт ко мне.

— Сволочь ты, Яровой, — трепещет Ванилька. — Хорошо, только охрененный секс. Доволен?!

Теперь рычу уже я. Бесит. Подхватываю под колено и рывком поднимаю вверх, чтобы тут же уронить на кровать. И прежде, чем прижать собой, срываю мешающиеся у её щиколоток пижамные штаны, а с себя футболку.

— Ни капли. Сейчас буду удовлетворяться, — выдыхаю в женский приоткрытый от тяжёлого дыхания рот и опускаюсь сверху.

На игры и прелюдии сил нет, поэтому просто вхожу одним сильным толчком, перенося свой вес