добавило на выборах голоса тех, кто живет на учрежденные им зерновые пособия.

— Хорошо, но что выиграла от этого Клодия? — поинтересовался я.

— Судя по тому, как ты описал сегодняшнюю сцену в ее саду, я полагаю, она также была не прочь сблизиться с плебеями. Слухи, признаюсь! — торопливо добавил Экон, когда я поднял палец.

— Тогда другой факт, — сказал я. — Они не родные брат и сестра.

— Я думал, родные.

— Нет, Клодия старше остальных, и у нее была другая мать. Видимо, мать умерла при родах Клодии. Вскоре после этого Аппий Клавдий женился второй раз и произвел на свет еще трех мальчиков и двух девочек, причем младшим из мальчиков был Публий Клавдий, ныне Клодий. Клодий должен быть примерно твоего возраста, Экон, лет тридцати пяти, а Клодия лет на пять старше его.

— Значит, они родные лишь наполовину, — сказал Экон. — Так что любая связь между ними — вымышленная или иная — кровосмесительна лишь наполовину.

— Хотя подобная разница ничего не значит для людей по эту сторону от Египта, — сказал я. — На самом деле — это опять слухи — говорят, будто Клодий был любовником всех трех своих сестер — двух родных, младших, равно как и старшей Клодии. Так же как известно, что старшие братья Клодия якобы отдавали его на содержание мужчинам, когда он был мальчиком, за немалые деньги.

— Но я думал, что Клодий и его семья и так были богаты.

— Сказочно богаты по нашим меркам, Экон, но недостаточно для людей равного с ними положения. Во времена гражданских войн, когда Клодий и Клодия были еще детьми, их отец Аппий выступал на стороне Суллы. Когда Фортуна повернулась к Сулле спиной, Аппий был вынужден бежать из Рима на несколько лет. Детям пришлось самим позаботиться о себе в городе, полном врагов. Клодии, старшей из них, в то время едва исполнилось десять. То были трудные годы для всех — об этом едва ли стоило напоминать Экону; именно в те годы беспорядочных гражданских столкновений умер его отец, а мать дошла до такой бедности, что в конце концов была вынуждена выгнать его на улицу, чтобы он сам добывал себе пропитание, откуда я и взял его в свой дом и усыновил.

— Когда Сулла наконец восторжествовал и стал диктатором, Аппий Клавдий вернулся и в короткое время достиг процветания. В год, когда Сулла сложил с себя полномочия, он был избран консулом. После этого он получил награду за службу, став наместником одной из провинций — Македонии, кажется, — где выжимал из местного населения налогами все соки, собирая дань с их вождей и отправляя серебро домой, чтобы его сыновья могли начать успешную политическую карьеру, а дочери имели бы богатое приданое. Именно так бывает с каждым римлянином, добившимся успехов в политике. Но не в случае с Аппием Клавдием. Он умер в Македонии. Налоги и дань с местного населения стал получать его преемник, а единственное, что досталось детям Аппия Клавдия из Македонии, — это прах их отца. После этого для них, надо полагать, наступили трудные времена. Они никогда не были бедны настолько, чтобы вовсе исчезнуть из вида, но, видимо, им пришлось извлечь все запасы и выскрести все углы, чтобы сохранять вид наружного благополучия — тот вид мелочного унижения, который привилегированные патриции ненавидят больше всего.

Оставшись без отца, дети, должно быть, завели в доме собственные порядки. Сошелся ли Клодий со своими сестрами, словно самец во время гона в овечьем стаде, когда рядом нет пастуха, чтобы развести их? Этого я не знаю, но сам факт того, что они выросли в мятежном, зачастую враждебном им городе, в то время как их отец годами не бывал дома и умер, когда они были еще достаточно молоды, должен крепко привязать детей друг к другу — пожалуй, необычайно или даже неестественно крепко. И хотя я серьезно сомневаюсь, чтобы Клодий играл роль проститутки в строгом коммерческом смысле этого слова, — подобные разговоры очень сильно похожи на клевету, — учитывая обстоятельства, нетрудно вообразить, что он мог использовать доставшиеся ему от природы прелести для того, чтобы снискать расположение тех, от кого зависело его собственное благополучие и продвижение его братьев. Также нетрудно представить, что могли найтись люди, считавшие его привлекательным. Даже сейчас у Клодия внешность мальчика — худощавое сложение, стройные бедра, широкая грудь. Гладкая кожа. Лицо как у сестры…

— Да, я уже начал забывать, что ты видел его голым, — сказал Экон, подняв бровь. Я пропустил мимо ушей его поддразнивание.

— Третье имя, связанное с их ветвью рода Клодиев, — Пульхр, что означает, как ты знаешь, «красивый». Полное имя Клодия — Публий Клодий Пульхр, а сестры его — Клодия Пульхр. Я не знаю, насколько древнее это имя и кто из их предков был настолько тщеславен, чтобы принять его, но совершенно точно, что нынешнему поколению оно вполне подходит. Пульхры, в самом деле! Да, я знаю, что говорю, поскольку видел их обоих обнаженными или почти обнаженными — это факт, без всяких сплетен! Поэтому я вполне могу себе объяснить, что находятся люди, которым, после того как они видели их вместе, нравится рисовать в своем воображении, как Клодий и Клодия занимаются любовью, будь это правдой или нет.

— Папа, твои глаза блестят!

— Ни в коем случае. Но все это неважно. Всем известно, что Клодии привлекательны на вид, и все подозревают, что оба они испытывают любовные удовольствия чаще, чем следовало бы. Что еще мы знаем о них? Думается, впервые я услышал о Клодии, когда он выступил обвинителем на процессе девы-весталки.

— Ах да, он обвинил Катилину в обольщении весталки Фабии.

— Но когда и Катилина, и весталка были оправданы, Клодию сделалось слишком жарко в Риме, так что он вынужден был бежать в Байи, пока страсти не поостынут. В тот раз он здорово обжегся. Мне кажется, ему в то время не исполнилось еще и двадцати. Я никогда не мог понять, чего он добивался, разве что просто хотел разжечь какие-нибудь беспорядки. Может, он еще не был как следует уверен в себе и всего лишь пробовал силы.

— Следующее, что я о нем помню, произошло несколько лет спустя, — сказал Экон. — Что-то о возбуждении мятежа в войсках.

— Да, когда он отправился служить на Восток адъютантом при своем зяте Лукулле. Клодий поставил себя там защитником солдатских интересов. Они уже и так были недовольны тем, что Лукулл ведет их от кампании к кампании без всякого окончания войны в перспективе и без твердых надежд на вознаграждение, тогда как