— Уж не знаю я, как они в комнату Анны Николаевны пробирались, но подклад ей два раза делали, — прошептала она.

— Чего? — Я непонимающе уставилась на нее.

— Подклад, — повторила она и объяснила: — Это вроде порчи или сглаза.

— Что за чушь? — оторопела я.

— Вот вы городские, в это не верите, а зря! — укоризненно сказала она. — Работает это! Точно знаю! Землицу кладбищенскую заговоренную подбрасывают. Перо от черной курицы. Еще…

— Вы мне, что, передачи ТВ-3 пересказываете? — возмутилась я, но она только сурово поджала губы. — Хорошо! Что моей сестре подбрасывали?

— Порошок белый. Думаю, это заговоренная соль была.

Когда я это услышала, у меня внутри все оборвалось, и я, с трудом взяв себя в руки, попросила:

— Поподробнее, пожалуйста.

— В первый раз это было еще до отъезда Анны Николаевны в Канаду, — начала она. — Недели за две. Пришла я утром убираться, подошла к подоконнику, чтобы пыль с него стереть, и тут у меня под ногой вдруг что-то как захрустит. Было уже светло, свет я не включала, а тут зажгла, чтобы рассмотреть, что это на полу насыпано. А это порошок. Я поначалу подумала, что это сахар, ну и убрала его. А потом уже сообразила, что у Анны Николаевны в комнате его никогда не было.

— Где это точно было? — нетерпеливо спросила я.

— Так рядом с тумбочкой, на которой стоят электрический чайник и все остальное. Прямо возле бутыли с питьевой водой.

«Значит, кто-то, в темноте, не зажигая электричество, пользуясь только падавшим из окна светом, насыпал что-то в бутыль и нечаянно просыпал на пол, но не заметил этого», — поняла я и спросила:

— Что дальше?

— Я Анне Николаевне оставила записку о том, что на полу нашла, — мы с ней вообще записками общаемся. Написала, чтобы она осторожной была, только она мне ничего не ответила. Потом она в Канаду улетела, а я, как к матери в деревню поехала, так к бабке одной заглянула, она у нас по заговорам большая мастерица. Она мне дала траву заговоренную в тряпочке, и я, как вернулась, так тут же ее в занавеску в гримерке Анны Николаевны и зашила. С тех пор эта трава Анну Николаевну оберегает.

Я чуть не выла и крепилась из последних сил.

— Что было во второй раз? И когда? — почти прорычала я.

— Так уже после ее приезда. И уже не на полу, а прямо на тумбочке я опять белый порошок нашла. Тут уж я все собрала в кулечек и с собой унесла. И опять я Анне Николаевне записку оставила, что, мол, будьте спокойны, подклад я забрала, а как к матери в деревню поеду, так к бабке загляну, и та все беды, что вам какая-то гадина пожелала, к ней же и вернет! И опять мне Анна Николаевна ничего не ответила. А вот когда это было — точно не скажу.

«Видимо, насыпали уже в банку с кофе или сахарозаменителем, рука у человека дрогнула, и немного просыпалось».

— Где этот кулечек? — спросила я.

— Да уж не дома у меня и не здесь, — выразительно произнесла она. — Кто ж такую вещь при себе держит? Лежит он у меня в надежном месте.

— Он мне нужен, причем немедленно! И упаси вас господи хоть кому-нибудь сказать, что вы мне его отдали! — не скрывая угрозы, заявила я. — Чтоб ни одна живая душа об этом не знала! — Мария только испуганно кивала в ответ. — Я той сволочи, которая Анне пакостит, сама такой отворот сделаю, что мало ей не покажется. — У меня от ярости даже голос сорвался. — Поехали за ним!

— Так, на работе же я, — опешила она. — Кто ж меня отпустит? Хотя если на машине туда-обратно… Это, в общем-то, недалеко.

— Черт! — простонала я. — А я как раз сегодня машину оставила и на метро к вам приехала. Ладно! На такси съездим. Так, когда это было и в первый, и во второй раз? Поймите! Это очень важно для Анны Николаевны! Или вы не желаете добра моей сестре после всего, что она для вас сделала? — сурово спросила я.

— Ой ты господи! — почти простонала она. — Я за календарем пойду!

— У меня есть, — остановила я ее и протянула свой открытый на нужной странице органайзер.

Она его взяла и принялась, сверяясь с ним, что-то бормотать себе под нос, иногда загибая пальцы. А я думала: «Ерунда получается! Спецсредство действует очень быстро, значит, это не оно. Тем более что порошок был белый, а генерал говорил, что кристаллы прозрачные. Тогда что же? Какой-нибудь яд, который добавили в бутыль с водой? Опять ерунда! Его подсыпали Анне за две недели до отъезда, и этой водой пользовалась не только она, но и Ковалева. И обе живы и здоровы. Почему яд на них не подействовал? Или он очень сильно замедленного действия? Хорошо! Предположим, это был не яд, а что-то другое, и мы теперь уже не узнаем, что именно. Слава богу, что во второй раз Мария его собрала в кулек и можно будет выяснить его природу. Но, с другой стороны, если это был яд, то почему он и в этот раз не подействовал ни на кого из нас — я ведь тоже пила кофе с сахарозаменителем. А может, это был совсем и не яд? Минутку! — сказала я самой себе. — Но в кофе и сахарозаменителе нашли спецсредство, а не яд. Что же получается? Кто-то заменил отравленные банки на новые, а потом уже кто-то другой подсыпал в них спецсредство? И потом, Анну же всесторонне обследовали в клинике и уж наличие яда в ее организме точно определили бы. Господи! Эдак я скоро сама до подкладов договорюсь! — Я перевела дух и постановила: — Женя! Ты телохранитель, а не сыщик! Не занимайся работой, в которой разбираешься на любительском уровне. Пусть этим занимаются специалисты. Если я права и клиент «Гардиана» — Алексей, то он уже предупредил их о своем приезде, и они теперь носятся как посоленные, а то он им за границей такую рекламу выдаст, что они без работы останутся».

Поняв, что Мария будет сидеть и вспоминать до бесконечности, я решила вмешаться:

— А вы, случайно, не говорили об этом порошке охраннику, когда ключи ему отдавали?

— Еще чего? Вы же, городские, в это не верите, смеетесь над нами. А кому же охота, чтобы над ним смеялись?

— А может быть, вы помните, кому именно ключ отдавали? Во второй раз — это же было совсем недавно. Не каждый же день вы в гримерке моей сестры подклады находите, — допытывалась я.

Она задумалась, а потом воскликнула:

— Так Степанычу и отдала! Мы еще с ним парой слов перекинулись — я ему из деревни семена помидоров привозила, вот и спросила, какая у него рассада из них выросла.

— А брали вы ключ у… — продолжила я.

— Тогда у Фролова, — уверенно заявила она. — У них график дежурств уже много лет один и тот же: Степаныч, Пантелеич, Иваныч и Фролов. Редко когда они меняются, если только что-то серьезное. Или кто-то из них в отпуск ушел.

— Но сейчас они все на месте? — уточнила я, и она кивнула. — Вы расскажите мне хотя бы вкратце, что они собой представляют.

— Степаныч — человек серьезный, говорит, что на службе себе все нервы истрепал и теперь его дело — сторона. Так что он ни во что не встревает. Пантелеич — мужик справедливый! Никому не спустит!