Для сердец, чья боль безмерна,

Этот край-целитель верный.

Здесь, в пустыне тьмы и хлада

Здесь, о, здесь их Эльдорадо…

Раньше мысль, что после всего случившегося он сможет жить, казалась ему кощунственной. Но… «все проходит, и это пройдет». Такого равновесия в душе, как сейчас, он не чувствовал никогда. Всегда из-за чего-то беспокоился, обвинял себя. Какими же нелепыми казались ему его прежние годы… Зачем нужна «погоня за счастьем»? Он понимал это и раньше, но принял только теперь, когда, потеряв все, обрел свободу.

«Долгие страдания не бывают сильными, а сильные – долгими» – говорил какой-то мудрец. Только теперь Саша почувствовал, насколько верны эти слова. У любой бездны есть дно, ниже которого падать некуда. Можно лежать, а можно попытаться выкарабкаться.

Иногда ему снились сны, нечеткие, как театр теней. В основном перед ним проносились последние пять лет – годы учебы, работы, серые будни, не вызывавшие приятных воспоминаний. Те моменты жизни и люди, которые были ему дороги, никогда не снились. Правда, и кошмары обходили стороной. Он достиг равновесия – ни счастья, ни горя. Если верить буддистам, это и была свобода.

Он не просто надел на свои чувства броню, как тот Химейер на тот бульдозер. Это было глубже. Прежний хлюпик с его меланхолией и стишками уходил навсегда. Тот, кто появился ему на смену, разговаривал и думал прозой.

Два человека бежали на лыжах через лесной массив. Сосны и лиственницы стояли стеной по обе стороны широкой тропинки. Только по равным промежуткам между деревьями можно было догадаться, что это не тайга, а лесопосадки, хоть и запущенные и заросшие. Где-то позади остался замерзший пруд, а еще дальше – вырезанный неделю назад поселок.

– Может, еще догоним? – перекрикивая свист ветра в ушах, прокричал один другому. Он был ниже своего спутника почти на голову. Вертлявый и шустрый, с глазами и лицом хорька. Другой, длиннорукий и коротконогий, с мощной челюстью и сросшимися бровями, больше походил на гориллу. Оба были в лыжных куртках с капюшонами – у большого на рукаве пятно чужой крови – в валенках и ушанках, лица закрывали шарфы.

У каждого за спиной было ружье, но это не прибавляло им уверенности. Как они ни бодрились, подкалывая друг друга и травя анекдоты, а весело не было. За каждым деревом мерещилось то, чего лучше никогда не видеть. Даже сто сорок голодных головорезов пугали их меньше, чем это черное безмолвие.

– Вернемся? А чего скажем?

– Ну, типа – заблудились.

– «Заблудились» – передразнил второй. – Баран ты. Нас тогда первыми в списке поставят. Пусть себе идут. Ну его на х.., этого Бурого. Козел, сам же мне сказал: «делайте с ней, что хотите».

– Ну, ты и сделал, – в голосе маленького мелькнула издевка.

– А что мне, цветы ей дарить? – фыркнул здоровяк. – Два месяца без женского тепла… Ну не рассчитал силы. Сама виновата, дергаться не надо было. А этот мне говорит: «будешь вместо нее». Не Ваня, а Маня. Сучий потрох… Нельзя возвращаться, бля. Пропажу-то заметили.

– Ну, мы-то самое лучшее утащили, – осклабился невысокий, но его улыбка быстро скисла.

Ветер налетал порывами. Просто Антарктида какая-то… Дорога пошла в гору, и оба уже порядком запыхались. Внезапно деревья расступились – они прошли посадки насквозь. Теперь от деревни, куда ушла банда, вырезавшая Рассвет, их отделяло почти десять километров. Достаточно, чтобы можно было перевести дух. Но они не останавливались, хоть и знали, что вряд ли их будут преследовать.

Они продолжали движение в том же темпе, пока не почувствовали, что валятся с ног. И очень вовремя из темноты выступил силуэт дома.

– Ты гляди… Это еще что?

– Изба лесника какого-нибудь, – пожал плечами большой. – Или лесоруба. Хрен его знает, я в городе вырос.

– «В лесу раздавался топор дровосека…» – хихикнул маленький.

– Точно, мля.

Они остановились у калитки, но продолжали то и дело озираться, хоть и понимали, что при всем желании никто не нашел бы их в ночи. Они слушали, но единственными звуками, которые они слышали, были завывания ветра.

Дом выглядел нежилым. Во дворе громоздились сугробы. Видно было, как крыши избы и дворовых построек просели под тяжестью снега.

Несмотря на это, оба, не сговариваясь, взяли ружья наизготовку.

Дверь была заперта на навесной замок, но бык достал из рюкзака фомку и играючи, одним движением, вырвал его с мясом.

– Тебе бы медвежатником быть, – похвалил маленький.

– Не, я больше по лохматым сейфам спец, – пробубнил здоровый и потряс пятерней. Там, под рукавицей, были татуировки, которые могли сказать знающему человеку много. На левой: «ГУСИ» – «Где увижу сразу изнасилую», на правой: «ЗОЛОТО» – «Запомни, однажды люди оставят тебя одну». К насильникам на зоне отношение двоякое. С одной стороны их вроде как не любят, а с другой по-человечески все понимают.

В самом доме все было так же запущено, как и во дворе. Луч фонаря осветил старомодный стол, два стула, деревянную хлебницу, холодильник «Бирюса», пустую кровать со старым пружинным матрасом.

– Как жить будем? – спросил большой, когда они закончили осмотр. – Того, что мы у товарищей скрысили, на неделю хватит.

– В чем проблема? Давай вернемся.

– Да иди ты на хутор. Заладил. Давай лучше в город.

– Ты как хотишь, а я в Кузню не пойду. Ты видал этих, у них кожа как кожура с луковицы сходила. Мы им еще услугу оказали, что вальнули. Они без нас через месяц от лучевой бы загнулись.

– Или через полгода от рака.

Оба глумливо загоготали, смакуя игру слов.

– Нет, а если на полном серьезе, – отсмеявшись и посмурнев, произнес невысокий. – Вдруг поймаем че-нибудь? Ну не хочу я опять…

Его голос звучал почти умоляюще.

– Да что ты поймаешь, блин? – его товарищ сплюнул. – Как хочешь, а я подыхать не собираюсь. Кончится же это. Может, маму свою найду. В Барнауле она у меня.

– Ага, сынуля. Да расслабься, маманю твою давно… – коротышка провел рукой по горлу, – такие же ханурики как мы. А даже если жива… не обрадуется, встретив тебя, зуб даю.

Здоровяк ничего не сказал, окинув спутника злым взглядом.

– Вот доберемся до Алтая, найдем баб и нормальной жратвы, – мечтательно пробормотал он через пару минут.

– Хавчик важнее. Хотя тебе-то зачем? – поморщился маленький. – Ты уже подножный корм распробовал.

– Ага, и ты разок кушал. Чисто на пробу. Че, как говорят, «один раз – не водолаз»?

– Да пошел ты. У меня, между прочим, почти высшее образование, а я… Э-эх.

– Человечинку жрешь, – продолжил за него здоровый. – Да хоть два, Кирюха. А у меня ПТУ, я быдло, выходит. И чо? Ты дурью по клубам банчил, молодежь на иглу подсаживал, а я, простой рабочий парень, случайно загремел.