— Ее отдали дереву, — убеждала я. — Ее для этого и предназначали, а я ее вызволила до того, как оно ею завладело…

— Нет, — категорически отрезал Дракон.

Я сердито зыркнула на него и отвернулась к Касе. Кася все равно мне улыбалась — вымученной храброй улыбкой.

— Ничего, Нешка, все в порядке, — промолвила она. — Если мама в безопасности, то все в порядке. А что… — она сглотнула, — что со мной будет?

Я не знала, как ей ответить.

— Я отыщу способ тебя очистить, — выпалила я в отчаянии, не глядя на Дракона. — Я отыщу нужное заклинание и докажу, что ты чиста. — Но это же были только слова. Я сама не знала, как сумею внушить хотя бы Дракону, что с Касей все хорошо. Он явно не хотел мне верить. А если я не смогу его убедить, он продержит Касю здесь до конца жизни, если понадобится, в гробнице древнего короля, куда ни лучика света не проникает, и Кася никогда больше не увидит тех, кого любит… разве это жизнь? Он так же опасен для Каси, как Чаща, — он же с самого начала не хотел, чтобы я ее спасала.

И тут мне пришла в голову горькая мысль: а ведь он еще до того собирался завладеть Касей — ну да, он собирался забрать ее себе, прямо как Чаща, в каком-то смысле пожрать ее. Он и прежде, ни минуты не задумываясь, был готов разрушить ее жизнь, подрубить ей корни, запереть в своей башне и заставить себе прислуживать — так теперь-то что ему до нее за дело, зачем вообще рисковать и выпускать ее на свободу?

Дракон стоял в нескольких шагах позади меня, чуть дальше от огня и от Каси: тонкие губы сжаты, по непроницаемому лицу ничего невозможно прочесть. Я отвернулась, изображая равнодушие и пытаясь не выдать своих мыслей. Если я только отыщу заклинание, позволяющее мне проходить через стену, мне нужно будет просто проделать все так, чтобы он ничего не заметил. Можно попытаться погрузить его в сон или подмешать что-нибудь в чашу за обедом. Заварить полынь с можжевеловыми ягодами, сок выпарить до кашицы, добавить три капли крови, произнести заговор, получится быстродействующий безвкусный яд…

Вдруг ноздри мне снова защекотал резкий, едкий запах горящих сосновых иголок, мысль обрела странный горький привкус — и внезапно я осознала всю ее чудовищную неправильность. Я вздрогнула, испуганно шарахнулась от подобной идеи и, трепеща, отступила от линии пламени на шаг назад. По ту сторону Кася ждала, что я скажу: лицо ее исполнилось решимости, в ясных глазах читалось доверие, и любовь, и благодарность — и немного тревоги и страха, — самые что ни на есть обыкновенные человеческие чувства. Я смотрела на нее, она — встревоженно — на меня; она по-прежнему оставалась самой собою. Но говорить я не могла. Запах сосновых иголок наполнил мне рот, дым ел глаза.

— Нешка? — окликнула Кася. Голос ее дрогнул от нарастающего страха. Я по-прежнему молчала. Она неотрывно глядела на меня через огненную преграду, и лицо ее в зыбкой дымке вроде бы сперва улыбалось, потом сделалось несчастным, губы дрожали, меняли очертания — примеряли… примеряли то одно выражение, то другое. Я отступила еще на шаг: стало хуже. Она склонила голову набок, впилась в меня глазами, глаза чуть расширились. Вот она сменила позу, перенесла вес на другую ногу.

— Нешка, — промолвила она, и теперь голос ее звучал не испуганно, но уверенно и тепло. — Все в порядке. Я знаю, что ты мне поможешь.

Дракон молча стоял рядом. Я тяжело дышала. И по-прежнему ничего не говорила. В горле у меня стеснилось. Наконец я шепотом произнесла:

— Айшимад.

Едкий горький запах повис в воздухе между нами.

— Не надо, пожалуйста, — всхлипнула Кася. Голос ее сорвался на рыдание: вот так актер в пьесе переходит от одной сцены к другой. Она протянула ко мне руки, шагнула чуть ближе к огню, наклонилась. Она подошла слишком близко. Запах усилился: точно горел сырой лиственный лес. — Нешка…

— Перестань! — крикнула я. — Перестань.

Она остановилась. Кася стояла там еще мгновение — а затем она уронила руки, и лицо ее утратило всякое выражение. По комнате волной прокатился запах гниющего дерева.

Дракон воздел руку.

— Кулкиас вижкиас хайшимад, — произнес он. Из его ладони ей на кожу хлынул свет. Там, куда упали лучи, я увидела тягучие зеленые тени, пятнистые, точно густая-прегустая листва. Что-то глядело на меня из ее глаз, а лицо оставалось недвижным, чуждым, нечеловеческим. Накатило узнавание: сквозь нее на меня смотрело то же самое существо, чье присутствие я ощущала в Чаще, то, что пыталось отыскать меня. От Каси не осталось и следа.

Дракон протащил меня сквозь стену в «прихожую» гробницы: я не столько шла, сколько беспомощно повисала на нем. Оказавшись снаружи, я осела на пол рядом с горкой пепла от сосновых иголок и опустошенно уставилась на нее. Я почти ненавидела эти иголки за то, что они украли у меня ложь. Я даже плакать не могла: все оказалось куда хуже, чем если бы Кася умерла.

— Способ есть, — промолвила я, поднимая на него глаза. — Наверняка есть способ вытащить из нее эту гадость. — Мои слова прозвучали детской мольбой. Дракон молчал. — То заклинание, которое ты использовал на мне…

— Нет, — покачал головой Дракон. — Здесь оно бессильно. Очистительные чары и на тебя-то едва сработали. Я тебя предупреждал. Оно убеждало тебя повредить себе?

Я в ужасе задрожала, вспоминая пепельный привкус той ужасной мысли, что вползла мне в голову: «Полынь и можжевеловые ягоды, быстродействующий яд».

— Тебе, — промолвила я.

Дракон кивнул:

— Да, это вполне в духе этой твари: заставить тебя убить меня, а потом как-нибудь заманить обратно в Чащу.

— Но что оно такое? — спросила я. — Что такое эта тварь внутри Каси? Мы говорим «Чаща», но сами деревья… — я внезапно поняла это со всей отчетливостью, — деревья и сами порченые, точно так же, как и Кася. Оно там живет, но оно не Чаща…

— Мы не знаем, — отозвался Дракон. — Оно было там до того, как пришли мы. Может, еще до них, — добавил он, жестом указывая на стены, покрытые странными нездешними письменами. — Они разбудили Чащу — или создали ее — и какое-то время с нею сражались, и Чаща их уничтожила. Гробница — это все, что осталось. Здесь когда-то стояла другая башня, еще более древняя. От нее мало что сохранилось, кроме груды кирпичей на земле, к тому времени, как Польния завладела долиной и снова растревожила Чащу.

Дракон умолк. Я сидела на полу, обняв колени, — пыталась осмыслить услышанное. И никак не могла унять дрожь. Наконец Дракон тяжело выговорил:

— Ты готова разрешить мне покончить с этим? Скорее всего, там спасать уже нечего: от девочки вряд ли что осталось.

Мне так хотелось сказать «да». Хотелось, чтобы эта тварь исчезла, чтобы ее уничтожили — тварь с Касиным лицом, которая использовала не только ее руки — но все, что только нашла в ее сердце и разуме, чтобы уничтожить тех, кого Кася любила. Мне было почти все равно, там Кася или нет. Если там, то я и вообразить не могла ничего ужаснее, чем оказаться в плену собственного тела, которым эта тварь управляет как чудовищной куклой. И у меня уже не получалось усомниться в правоте Дракона, когда он сказал, что Каси больше нет, что она недоступна для любой известной ему магии.