То, что от него отвернулась даже я, повергло его в шок. Он признал, что вел себя эгоистично, думал только о себе. А я ответила, что это все пустые слова и, прежде чем снова стать ему другом, я должна убедиться в том, что он действительно меняется.

— Ты это говорила всерьез?

— Не знаю, — пожимает плечами Грейс. — Я хотела его встряхнуть и вывести из того состояния, но я не знаю, на сколько хватило бы нас с Рупертом. К счастью, он решил бросить пить и заниматься саморазрушением. — Грейс сжимает пузырек с основой двумя пальцами и энергично его встряхивает. — Наверное, он понял, что если даже мы пригрозили от него отказаться, то падать ниже уже некуда. Одному Богу известно, чем бы все это закончилось, если бы он не одумался. — Представив весь этот ужас, она содрогается. — Как ты понимаешь, он не изменился в одночасье. Он даже не стал лучше. Он просто перестал совершать опасные поступки. Но в остальных отношениях он продолжал вести себя скверно, пока я не поставила его на место. Это было уже кое-что. Я очень рада, что он остановился прежде, чем погиб или кого-нибудь покалечил…

Щеки Грейс вспыхивают румянцем. Она откручивает колпачок и наклоняет голову, на этот раз не отводя волосы в сторону, а, напротив, используя их как вуаль, скрывающую лицо.

— Прости, — шепчет она, снова принимаясь за маникюр.

— Все нормально, — отвечаю я, и это действительно так.

Авария произошла не по вине Джека, в чем бы там ни пыталась убедить меня женщина-полицейский.

— Ты когда-нибудь встречалась с сержантом Морган? — спрашиваю я у Грейс.

— А, эта! Эта… Я не люблю говорить дурно о представителях закона, но она… она пыталась выудить из меня хотя бы какую-то информацию о Джеке. О чем только она меня не спрашивала! Агрессивен ли он, мог ли он убить Еву… Она была напориста, но я быстро поставила ее на место. Даже если бы он и был агрессивен, я все равно ей об этом не рассказала бы. Впрочем, мне и рассказывать-то было нечего. — Грейс делает паузу и поднимает голову. — Погоди-ка, а ты откуда ее знаешь?

— Она приходила ко мне якобы для того, чтобы записать мои показания об аварии. Что она пыталась сделать на самом деле, так это внушить мне, что Джек убил Еву и я, скорее всего, следующая в списке его жертв.

— Я надеюсь, ты отправила ее куда следует! — возмущенно восклицает Грейс, хотя ее лицо остается спокойным.

Но в том, как она опускает глаза и качает головой, есть что-то такое, что на минуту-другую лишает меня самообладания.

— Конечно, — отвечаю я.

— Хватает же наглости! — по-прежнему не глядя на меня, говорит Грейс.

Она снова принимается за мои ногти и надолго замолкает. Из этого я делаю вывод, что тема закрыта. Каждый раз, когда она скользит кисточкой по ногтям, меня пронзает приятное ощущение прохлады. Я наблюдаю за кисточкой, покрывающей мои ногти прозрачной пленкой, призванной защитить их от воздействия лака. Наверное, это ужасно — вспоминать о том, как очерняли и пытались представить убийцей твоего близкого друга. Мне ясно, что говорить об этом она больше не хочет. Я тоже. Меня больше интересует Джек и то, какое влияние оказала на него Ева.

— А какие отношения с женщинами были у Джека до встречи с Евой?

— До встречи с Евой? А не было никаких отношений. Я думала, что ты это знаешь. — Грейс готова перейти к моей правой руке. Она делает паузу и тянется к ней через стол. Я не мигая встречаю ее взгляд. — Ты правда не знала?

— Чего я не знала?

Она держит мою руку в своей и смотрит на меня так, будто собирается сообщить мне нечто ужасное.

— Когда Джек начал встречаться с Евой, он был девственником.

«Я хочу тебя трахнуть. Можно мне тебя трахнуть?» — звучит у меня в голове голос Джека.

Это воспоминание часто всплывает у меня в памяти. Я снова и снова слышу модуляции его голоса и ощущаю прижимающееся ко мне тело. То, как осторожно он формулирует свою просьбу, указывает на потребность в моем полном согласии. Об этом же говорит умело выбранный момент: я уже испытала оргазм и склонна позволить ему то, к чему он стремится… Все это похоже на действия эксперта, а не…

— Ты и в самом деле не знала? О чем вы вообще разговариваете?

— Судя по всему, не о том, о чем надо бы. Неужели он и в самом деле был девственником до знакомства с Евой?

Она кивает, и волна ее волос покачивается у меня перед глазами. Мне хочется, чтобы эти волосы перестали двигаться. Мне хочется, чтобы она перестала заслоняться от меня волосами.

— Когда после смерти Евы он постепенно начал приходить в себя, то стало казаться, что смысл жизни для него заключается в том, чтобы переспать с как можно большим количеством женщин. До Евы этого не было. Ему это было не нужно. Он ожидал свою женщину и только с ней хотел сделать этот шаг. Он всегда говорил, что будет заниматься сексом только с любимой женщиной.

— И этой женщиной стала Ева, — закончила за нее я.

Хрупкие плечики Грейс двигаются вверх-вниз.

— Видимо да. Она не была девственницей. Она была такой же, как и все мы. Думаю, причиной подобного отношения Джека к сексу был его отец.

А Гектор тут при чем?

— Ты уже определилась с цветом? — спрашивает Грейс, перебирая аккуратно расставленные на столе флаконы.

— Красный, — рассеянно отвечаю я.

Мой мозг все еще пытается обработать эту новую информацию о Джеке. Возможно, именно поэтому он был так одержим мной? Большинство из нас хранит в памяти свою первую любовь и испытывает теплые чувства к человеку, с которым впервые… Для Джека это был один и тот же человек, и с этим человеком он связал свою жизнь. Неудивительно, что он до сих пор не в состоянии ее отпустить.

— Как Гектор может быть виноват в том, что до Евы Джек был девственником?

Грейс перестает разглядывать свою коллекцию разноцветных флаконов и с неподдельным изумлением смотрит на меня.

— Вы и в самом деле мало общаетесь, — говорит она.

«Ты и представить себе не можешь, как мало», — мысленно отвечаю я.

— О таких вещах — мало, — киваю я.

— Наверное, мне не стоило тебе об этом рассказывать, но я не вижу, как это может вам повредить, тем более что все это — дела давно минувших дней. Когда Джеку исполнилось пятнадцать лет, в день его рождения отец повел его в один из шикарных борделей Лондона и предложил выбрать себе девочку.

— Это ужасно! — шепчу я, с трудом преодолев шок, в который повергло меня это сообщение.

— Дальше все было еще ужаснее. Джек так испугался, что не смог этого сделать, а Гектор заявил, что сын его опозорил, и целую неделю с ним не разговаривал.

Я прижимаю ладонь ко рту.

— Я тебя понимаю, — кивает Грейс. — Можешь себе представить, каково мне? Знать Гектора всю свою жизнь — и вдруг такое! Когда я об этом узнала, у меня все тело покрылось гусиной кожей. При мысли об этом у меня до сих пор по спине бегут мурашки. Он всегда был близким другом моего отца, поэтому вполне естественно, что у меня возник вопрос… В итоге у меня чуть крышу не сорвало, и я просто запретила себе об этом думать.