Старый друид обернулся и отдал ему испачканный кусок ткани.

— Вытрись, ты тоже в крови… Вообще-то я связан с Трагерном. Он — мой ученик, я его посвящал… Но это неважно. Рассказывай, юный неудачник.

— Я не неудачник! — вспыхнул молодой друид. Затем он пошатнулся, поморщился — и стал рассказывать.

По его словам, Далхан неожиданно появился из-за деревьев и, ни слова ни говоря, швырнул в Трагерна какую-то магическую дрянь. Молодой друид едва успел вырастить на пути заклинания живой щит…

— Вырастить? — изумился Дик, с уважением глядя на истерзанного друга.

Тот слегка приосанился:

— Я же все-таки друид…

— Чему удивляться? — проворчал старик. — Подобное заклинание у любого друида должно быть заготовлено заранее. Разворачивается формула за считанные мгновения.

Трагерн сник.

— И что же? — подтолкнул рыцарь-маг.

— Ну и пока я возился с той гадостью, что на меня насела, Далхан сцапал Ану. Она даже ничего сделать не успела.

Заметив это, Трагерн кинулся на похитителя, одним движением руки умудрившись вызвать из-под земли сразу пять живых лиан (Гвальхир одобрительно крякнул). Те выросли, сплелись в полотно, готовое накинуться на врага, а за «стеной» зеленых стеблей и листьев молодой друид уже готовил кол, который — по его мнению — являлся единственным средством справиться с верным слугой сатаны…

— Так он тебя твоим же собственным колом прибил к дереву? — Дик и сам не знал, смеяться ему или вздыхать, воздевая к небу руки.

— Ну да.

Трагерн и не думал смущаться. Он держался за живот, пытаясь осторожно почесать кожу на краях затянувшейся раны. К животу под ложечкой он прижимал огромный ком ткани, пропитанной кровью, а из-под ткани были видны лучики ужасающего шрама, которые постепенно сглаживались и бледнели.

— Перехватил и врезал.

— А Серпиану куда дел?

— Уронил на траву, кажется. Она лежала неподвижно. Наверно, спала.

— Ну зачем она ему, боже мой! — не выдержал молодой рыцарь. Он с досадой ударил себя кулаком по бедру.

— Давай скорее, — приказал Гвальхир Трагерну.

— Что?

— Что-что… Собирайся, живо. Идешь со мной. Думаешь, ты исцелен? Я дал тебе немного сил, чтобы ты мог ответить на вопросы, но эйфория скоро пройдет. Тебя надо лечить.

— Опять?

Но времени на выяснение отношений учитель молодому друиду не дал — схватил за шиворот и утащил в лес.

За спиной Герефорда зашевелился распростертый на влажной траве король. Он подтянул под себя руки и довольно легко вскочил на ноги, хотя был не только высок, но и несколько грузен.

— Что-то я споткнулся, — сказал его величество, оглядываясь. Он совершенно не удивился исчезновению тела, прибитого к стволу, и валяющемуся теперь в стороне огромному колу.

— Думаю, нам надо торопиться, государь, — заметил Дик. — Пока за нами не выслали погоню.

Не ответив ни слова, Плантагенет поймал за повод черного жеребца Серпианы. Сел в седло, предоставляя своему спасителю собирать разбросанные вещи, и снова стал похож на себя прежнего — величавый и могущественный, поглядывающий сверху вниз на мельтешащих под ногами подданных.

— Быстрее, Герефорд, — властно бросил он.

Конь под ним горячился, недовольный незнакомым и намного более тяжелым седоком. Руки короля уверенно стиснули поводья и вздернули голову коня вверх. Боль в губах, прижатых удилами и трензелями, должна была заставить его смириться. Но жеребец был слишком горд и смиряться так просто не умел.

Герефорд торопливо нагрузил сумками со скарбом Трагернова мерина и привязал его повод к седлу своего коня. Запасная лошадь в дороге еще никогда не бывала лишней.

— Вперед, Герефорд!

Ночь раскрыла беглецам свои неласковые объятия. Она оказалась холодна, как глыба прозрачного льда с вершины горы, и ветер с брызгами мороси безжалостно хлестал в лицо. Но для Ричарда это была ночь свободы, а Дик просто не чувствовал холода. Он ничего не чувствовал.

Путешественники едва не загнали коней, добираясь до ближайшего города. Король ничего не ел больше суток, но впервые в жизни смог равнодушно переносить спазмы в желудке. У Дика в сумке нашлось несколько сухарей, которые он и отдал своему сеньору. Его величество не стал отказываться. Наученный горьким опытом, английский государь больше не желал засиживаться в трактирах. Дик, который сохранил кошелек с золотыми монетами, полученными в Вормсе за крупный рубин, без возражений оплачивал все покупки своего сеньора. Лишь когда приходила нужда подумать об этом, он радовался, что держал золото при себе — все их богатство оставалось с Серпианой, в таинственном «искусственном внепространстве». На постоялых дворах, глотая густую простонародную похлебку и ночуя в общей зале, Ричард держался на удивление тихо. Он больше молчал, не обращая внимания на окружающих, и в какие-то моменты Дику казалось, будто его король и в самом деле что-то понял в жизни. Впервые за много лет правитель Англии обходился без слуг, но ни на что не жаловался. Странное чувство справедливости, присущее Ричарду с детства, иной раз принимало довольно уродливые формы, но на сей раз диктовало абсолютное требование — не шпынять своего спасителя и не поручать ему работу, могущую оскорбить его достоинство. Так что всю дорогу до Кельна, города, расположенного на Рейне и считающегося портовым, король проходил в нечищеных сапогах и заляпанном грязью камзоле. Не мог же он сам взяться за щетку…

До Кельна они добрались уже в конце декабря. С самого начала стало ясно, что во Францию и даже в родную Нормандию Ричарду, пока он не обзаведется хорошей армией, нечего и соваться. И там и там стояли отборные отряды короля Филиппа-Августа, осаждающие замки баронов, верных законному правителю Англии. Так что бывшему пленнику следовало направляться прямиком на острова.

Но зимой море бурное. Даже самые отчаянные капитаны соглашались ходить только по реке, и то лишь в спокойные дни. И за очень хорошее вознаграждение.

— Государь, нам следует спешить, — сказал Герефорд. За время путешествия он открывал рот едва ли три-четыре раза, и его молчание успело изрядно поднадоесть суверену. Но и указаний тот не терпел.

— Замолчи, я сам знаю.

Плантагенет был раздражен препятствиями, встающими на его пути, и сильно обеспокоен.

Дик, пожав плечами, охотно замолчал, но королю скоро стало тоскливо, и он с недовольством обратился к своему рыцарю, интересуясь, почему тот будто воды в рот набрал.

— Я молчу, как вы мне и велели, ваше величество.

— Так теперь я приказываю тебе говорить. Только не о возвращении в Англию. Я и сам все знаю.

— Как прикажете, государь. Три месяца назад его высочество Иоанн де Мортен короновался в Лондоне.

— Что?!