Луша, радуясь, что отвлекла подружку от тяжких мыслей, тут же показала свое умение, чем даже рассмешила Веру. Раскрыв комод, цыганка достала целый ворох изумительных шалей:

– Выбирай!

А после раскрыла все имеющиеся у нее шкатулки с драгоценностями. Вера принялась перебирать и разглядывать украшения и вовсе забыла о пережитом унижении. Луша предпочитала серебряные монисто, браслеты, янтарные ожерелья и серьги, но в ее шкатулках хранились и дорогие бриллианты, жемчуга, золотые безделушки, подаренные Вольским. Вера примерила серьги с изумрудами и такой же фермуар.

– Бери! – тряхнула головой Луша.

– Но как же, – растерялась ее наперсница, – разве тебе не дороги его подарки?

Цыганка посуровела:

– Ни полушки с собой не возьму, все ему оставлю! Если уж от него самого отказываюсь, что мне эти побрякушки!

– Тогда и мне не надо, – сникла Вера и убрала драгоценности в шкатулку.

Решено было одеться скромно, но с достоинством. Подарки Вольского заняли свои прежние места. Не желая обнаруживать волнение и трепет ожидания, девушки занимались обычными делами, но всякий раз застывали, когда по переулку проносился экипаж. Авдотья старалась вовсю. Из кухни плыл аромат телячьих котлет, стерляжьей ухи, пирога, начиненного курицей. И наконец, когда уже Вера не могла ничем себя занять, а Луша терзала струны гитары, испытывая терпение подруги, в сени маленького домика ввалилась разгоряченная молодежь.

Их было четверо: Вольский и три его приятеля. Все они были нагружены кульками с икрой, балыком, фруктами, конфетами, орехами и, разумеется, бутылками рома и шампанского. Вера убежала к себе и затаилась там, Луша же встречала гостей.

– Заварим жженку! – едва скинув шубу, провозгласил Вольский.

Вера слегка приоткрыла дверь и приникла к щели, наблюдая. Она видела, как Авдотья накрывала стол, а молодые люди со смехом и восклицаниями выливали содержимое бутылки в широкую чашу, поджигали с сахаром, а после разливали небольшим черпаком по бокалам. Ром подействовал быстро, а молодые люди и до того уж были навеселе. Стало дымно и шумно. Луша уговаривала гостей сесть и закусить. Наконец они отдали должное творениям Авдотьи. Никто не кликал Веру, не приглашал к столу. Она уже устала стоять возле дверей, недоумевала и чуть не плакала. Что это? Вольский забыл о ней? Вовсе нет, он украдкой поглядывает на дверь, хмурится при этом. И вот до слуха Веры донеслось:

– Однако, Вольский, где же ты прячешь свою прекрасную пленницу? Покажи нам ее, негоже скрывать сокровище от друзей.

Девушка отскочила от двери и больно ударилась об угол кровати. Она сделала вид, что дремлет в темноте, когда двери открылись и Луша позвала:

– Вера, тебя просят.

Немилосердно краснея и труся, Вера выбралась в гостиную. Громкие одобрительные возгласы еще более смутили ее. Ища спасения, Вера умоляюще взглянула на Вольского. Тот хмурился и кусал губу, но ничем не выразил ей поддержку. «Ну что ж!» – мстительно подумала Вера. Она присела за стол с ближнего края и стала есть, так как с утра ничего не ела. В соседстве с ней оказался румяный богатырь-кавалергард с весьма откровенным и пьяным взором. Представившись Отрешковым, он принялся ухаживать за Верой.

– Вольский, на что тебе две красавицы? – обратился к Андрею кто-то из гостей. – Поделись, не будь скаредой.

Вольский ничего не ответил, темнея лицом, однако никто не обратил на это внимания. В этот момент Луша запела и завладела слухом гостей. Один Отрешков был занят Верой и преследовал ее пьяным вниманием. «Вот она, доля содержанки!» – сокрушалась Вера, с аппетитом поглощая пирог и котлеты. Однако, едва почувствовав, что под столом к ее колену прижимается чужое колено, она тотчас встала и, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату.

«Позорное, гибельное положение!» – думала Вера, зажигая свечу. Желая рассеяться, она взяла любимый томик Пушкина и устроилась читать, стараясь не слышать шума в гостиной. Погрузившись в светлое очарование пушкинского стиха, она забыла обо всем. В облике Алеко ей грезился Вольский, пылкий герой в байроническом роде.

Верно, она задремала и не услышала, как кто-то вошел в комнату. Девушка вздрогнула, ощутив на плече чужое касание, и едва не задохнулась от немыслимого амбре.

– Вот ты где прячешься, плутовка! – услышала она сквозь сон голос Отрешкова.

Мгновенно подскочив, Вера оттолкнула от себя пьяного ухажера. Тот вовсе не держался на ногах, поэтому как мешок свалился на постель. Решительный отпор девушки неожиданно пробудил в нем воинственный дух.

– Ну полно изображать недотрогу! – бормотал он, наваливаясь на Веру всей мощью двадцатилетнего кавалергардского тела.

– Я буду кричать! Я позову Андрея Аркадьевича, и он убьет вас на дуэли! – грозила бедняжка, пытаясь выкарабкаться из-под разгоряченного кавалера.

Неизвестно, чем бы завершился этот момент, так как силенок у девушки явно недоставало для собственной защиты. Под руку Вере попался медный шандал, стоящий на столике у кровати. Она исхитрилась схватить подсвечник и изо всех сил ударить им по голове Отрешкова. Медведь ослабил хватку, но не выпустил девушку из своих объятий. Однако ей хватило секунды, чтобы вывернуться и нанести новый удар. Тут Отрешков и вовсе обиделся. Он не рухнул замертво и даже не пошатнулся, но Веру на миг из рук выпустил. Она метнулась в сторону двери, да неудачно. Пьяный кавалер, неожиданно проявив недюжинную ловкость, вновь сгреб ее в объятия.

– Зачем ты так? Дерешься… – обиженно упрекнул он свою жертву.

У Веры уже не было сил обороняться, она бессильно заплакала, с ужасом чувствуя на шее неистовые поцелуи-укусы.

– Отрешков, оставь барышню, или я убью тебя! – вдруг прозвучало от двери.

Офицер мгновенно подчинился и отпустил Веру. Та бросилась к Вольскому и спряталась у него на груди от позора и опасности. Однако Вольский не обнял ее, не прижал к себе. Он пристально следил за Отрешковым, который смущенно приводил в порядок свой белый мундир. Завершив занятие, незадачливый кавалергард пожал плечами и с деланной небрежностью произнес:

– Отчего сразу не сказал, кто для тебя сия нимфа? Полно, Вольский, не сердись. Я, брат, не думал…

– Вперед думай, – холодно ответил Андрей.

Озорной Отрешков состроил шутовскую гримасу и торопливо исчез за дверью, дабы избежать последствий.

Вера почувствовала приближение грозы, когда Вольский неловко отстранил ее и уселся на стул, скрестив руки и упершись в нее холодным взглядом.

– Почему же ты не кричала, Вера? – наконец заговорил он. – Почему не звала на помощь? Должно быть, Отрешков нашел какие-то заветные слова или нащупал нужные струны в твоей душе, что ты стала его легкой добычей? – произнес уже сквозь зубы Вольский.

Вера задохнулась от гнева и жгучей обиды. Вместо защиты и сочувствия она нашла лишь презрение и подозрительность. Что было делать? Вот плакать она уже не будет. Верно, не дождаться ей понимания и любви, тогда и вовсе не стоит ронять себя. Собравшись с духом и стараясь унять дрожь в голосе, Вера твердо произнесла: