– Нам требуется научный руководитель вашего уровня в химическую лабораторию.

– Интересно. И каков же ее профиль?

– В недрах этого секретного предприятия ведутся исследования по созданию сложных газовых смесей, воздействующих на человеческий мозг.

– Воздействующих на человеческий мозг? Вы догадываетесь, что они из себя представляют?

– В общих чертах. А почему вы спрашиваете?

– Потому что ничего серьезного за несколько месяцев создать в данной области невозможно. Понимаете?

Клифф не спеша допил кофе, поставил чашку и спросил:

– Алекс, вы все еще надеетесь вернуться в Моршанский район Тамбовской области?

Услышав от почти незнакомого человека родные названия, Успенский опешил.

– Не удивляйтесь, Алекс – я ознакомлен с вашей биографией, – сказал американец и выудил из кармана пачку фотографий. – Взгляните…

Саша и Клифф молча наблюдали за российским доктором наук, судорожно перебиравшим фотоснимки развалин бывшей лаборатории.

– Съемка произведена девять дней назад. А вот это, – протянул он сложенную газету, – мне переслали из России четыре недели назад.

Развернув тонкий бумажный лист, Успенский узнал газету «Тамбовская жизнь», до событий 1991 года выходившую под названием «Тамбовская правда». Дата совпадала – номер и в самом деле вышел месяц назад.

– На второй странице, – уточнил Клиф.

На указанной странице взгляд выхватил звучный заголовок: «Ученого-химика довели до самоубийства».

Статью он пробежал за минуту. И еще столько же сидел с закрытыми глазами, переваривая свалившееся тяжелым камнем известие. А точнее, целых два.

Оказывается, его лабораторию закрыли, когда он лежал под ножами пластических хирургов в Гамбурге. Это стало первым ударом.

Вторым была трагическая смерть заместителя, доктора наук Курагина. Того Курагина, который вез его, окровавленного, по заснеженной дороге в Моршанск, который бегал в село за подмогой, а потом дежурил ночами у кровати…

Успенский бросил на стол газету, устало провел ладонями по лицу.

– Я не стану вас торопить, Алекс, – негромко напомнил о себе Клифф. – И все же постарайтесь не затягивать с ответом.

– Когда я должен приступить к работе?

– Смотря сколько времени вам понадобится на переезд.

– А как скажется новая работа на лечении моей дочери?

Американец улыбнулся:

– Вы поселитесь в прекрасном доме на берегу красивого озера. А одним из ваших соседей будет известный психотерапевт, имя которого вы наверняка слышали…

Российская Федерация, восточное побережье Байкала. Наше время

Увиденное и пережитое в первый час пребывания в «Ангаре» едва не сразило ее психику. Наверное, единственное, что сейчас могло бы отвлечь, успокоить, излечить, – это известие о немедленном возвращении на поверхность. Там обитают нормальные люди, которые защитили бы от происходящего на глубине кошмара.

А тем временем в центральном модуле что-то происходило. Сначала после долгой тишины из динамиков грянула торжественно-траурная симфония, от которой у Скобцевой похолодело в груди. Но это было только начало – через некоторое время за титановой перегородкой вдруг родился один непонятный звук, другой…

«Спасатели? – сверкнули в ее глазах искорки надежды. – Это спасатели пришли за мной сверху!..»

Однако скоро надежда сменилась ужасом: из центрального модуля донесся звериный рык.

Девушка побледнела и, развернувшись к выходу, подняла пистолет. Нащупав указательными пальцами большую спусковую скобу, она прошептала:

– Я убью всякого, кто откроет дверь…

Ожидание затянулось. Прошло не менее получаса, прежде чем Мария опустила затекшие руки. Пугающие звуки давно стихли, страх и напряжение понемногу отступили.

Соменкова так и сидела рядом, сцепив ладони на коленях и бездумно уставившись в одну точку. Похоже, ей требовалась серьезная медицинская помощь, пока же она напоминала слабоумную старушку, доживающую свой век в закрытой психиатрической клинике. От таких ни вреда, ни пользы. Им нужно совсем немного: покой, минимум пищи и столько же человеческого милосердия. А также своевременная инъекция сильнодействующего наркотика во время редких эмоциональных всплесков, выражающихся в истерике, буйстве, плаче…

Ни шагов, ни звериного рыка.

В установившейся тишине Мария ненадолго забылась в полудреме – сказывалась невыносимая усталость.

Очнуться заставил отрывистый звук.

Открыв глаза и мгновенно восстановив хронологию событий, она вновь нацелила пистолет на дверь. Просидев так несколько минут, девушка засомневалась: «А не почудилось ли? Немудрено после всех ужасов».

Она расстегнула «молнию» куртки чужого спортивного костюма и вздохнула, пожалев об отсутствии на двери надежного запора. С каким удовольствием она закрылась бы здесь, легла и уснула в ожидании прихода помощи сверху. Ведь должны же на платформе знать о случившейся трагедии! Должны же ее эвакуировать отсюда!..

* * *

По щеке катилась слеза отчаяния, когда лязгнул механизм мудреного замка, установленного на дверце круглого люка. Визгнули петли, послышались шаги.

Она подняла пистолет и прошептала свое заклинание:

– Убью всякого, кто откроет дверь…

Рукоятка отклонилась вниз; ожив, полотно из тонкого металла двинулось внутрь.

Затаив дыхание, Мария глядела на появившуюся темную щель, на то, как она медленно и зловеще увеличивается в размерах…

Чего ждать?! Надо стрелять, иначе будет поздно!

Мушка пистолета предательски скакала, а пальцы были словно налиты свинцом. Она давила на скобу что есть силы. Давила, давила…

Наконец раздался громкий щелчок, и отдача подбросила пистолет. Увы, длинная пуля, похожая на стрелу, не попала в проклятую щель, а воткнулась в стену левее косяка.

Девушка возвратила стволы на линию огня и произвела еще два выстрела. Есть! Вторая пуля, чуть задев косяк, пролетела в щель. Третья застряла в дверной обшивке. Кажется, она попала. Конечно, попала, раз дверь перестали открывать!

Но что это? Темная полоска щели опять стала шире, бежевая краска, в которую окрашен металл, постепенно меняла тон. Несомненно, кто-то толкал ручку из «предбанника».

Скобцева бросила короткий взгляд на пистолет. Четыре ствола – четыре патрона. Три израсходованы, остается один. Последний. И его нужно истратить с максимальной пользой. Все страхи и сомнения на время ушли, уступив место инстинкту самосохранения и яростному желанию вырваться из подводной ловушки.

Бесшумной тенью она соскочила с кровати и тихонько – вдоль стены – пробралась к выходу. Позиция хороша, но сквозь щель почти ничего не видно – «предбанник» освещен гораздо хуже. Разве что удается заметить сильную мужскую ладонь и запястье, облаченное в черную резину гидрокостюма. Ладонь крепко держится за ручку простенького замка и толкает, толкает, толкает…