Вечером в пятницу Татьяна возвращалась домой после работы и мечтала о выходных. Они с Юрой без продыху работали всю неделю и заслужили отдых. Даже сегодня ему пришлось задержаться дольше, чем ей. С очередного совещания у директора так просто не уйдешь. Но в выходные они вознаградят себя за все. Юра купил путевки в пансионат недалеко от Горечанска, они смогут наконец выспаться, погулять по осеннему лесу, поплавать в бассейне, сходить в кино… Романтические каникулы для влюбленных. Они их заслужили.

Но не только об отдыхе мечтала Татьяна. Несколько раз Юра пытался заговорить с ней о чем-то очень серьезном и важном, но каждый раз ему что-то мешало. То подчиненный некстати войдет, то сотовый зазвонит, то знакомый издалека увидит и решит подойти.

Зато в доме отдыха они будут абсолютно одни, и она с радостью его выслушает.

— Таня…

Со скамейки у подъезда поднялась темная тень, в которой Татьяна с ужасом узнала Николая. Она сразу обратила внимание, как плохо он выглядит. Глаза красные, лицо бледное, волосы растрепанные, одежда в беспорядке. Порыв ветра донес до нее винный запах. Неужели он стал пить? Куда смотрит его любимая женщина?

— Коля? Что ты тут делаешь?

— Тебя жду.

— Зачем? Катюшка дома. Если ты с деньгами, то мог бы все ей отдать.

— Я не за этим пришел, а поговорить.

Разговаривать с Николаем Татьяне не хотелось.

Нужно было быстрее бежать домой, собирать вещи. Юра заедет за ней после совещания и повезет в пансионат. Нехорошо получится, если он натолкнется на Николая.

— О чем нам разговаривать? — вздохнула Татьяна. — Если о разводе, давай как-нибудь на неделе встретимся. Мне сейчас некогда.

— Не о разводе.

Татьяна испугалась.

— Что-то случилось? С детьми? Да не молчи же! Это Сашка? Где он?

— Откуда я знаю? Гуляет где-нибудь.

— Ох, ну что ж ты меня так пугаешь. О чем говорить будем?

Николай опустил голову, помял в руках шляпу.

— Можно я вернусь домой?

— Что?

— Дурак я был, Тань. Прости меня. Все время думаю о тебе и детях. Не надо было уходить. Любые проблемы можно решить, правда? Двадцать лет просто так не выкинешь. Давай все забудем, хорошо? Я и Альбине сказал, что люблю тебя…

Перед глазами Татьяны замелькал калейдоскоп, вырезка из рекламной газеты, приемная в светло-зеленых тонах, хорошенькая девушка-секретарь, полумрак в комнате госпожи Кристианы, хрустальный шар с клубящимся туманом внутри, отчетливый запах сандала, хрипловатый голос гадалки…

Руки ее опустились, темно-коричневая замшевая сумочка плюхнулась в лужу. Но Татьяна даже не заметила этого. Смех разбирал изнутри, смех неразумный, обидный для Николая, которому нелегко далось признание.

— Тань, что с тобой? — спросил Николай с тревогой, и Татьяна не смогла сдержаться. Она захохотала во все горло, до слез в глазах, до колик в боку. — Тань, ты что… — лепетал Николай растерянно, — да я ж просто… Тань, не надо… пожалуйста…

Но она никак не могла остановиться. Единственный фонарь в Татьянином дворе внезапно включился и осветил сумочку, валяющуюся в грязи, озадаченное лицо Николая, саму Татьяну, согнувшуюся пополам в пароксизме смеха.

Прохожие оборачивались, пытались понять, что так рассмешило эту симпатичную, красиво одетую женщину. Но видели они только невысокого мужчину в расстегнутой куртке, и всем было ясно, что уж он со своими всклокоченными волосами и трехдневной щетиной точно не может быть причиной безудержного веселья. Прохожие задерживались на секунду, потом бежали дальше по своим делам, забыв о странной парочке, и никто не знал, как долго смеялась Татьяна в лицо бывшему мужу.

Вечерний Горечанск продолжал жить своей жизнью. Люди собирались за ужином и обсуждали события, происшедшие за день, включали телевизоры, читали газеты, воспитывали детей, проверяли их домашние задания, кричали друг на друга, занимались любовью. И никому не было дела до женщины, которая внезапно получила то, к чему когда-то стремилось ее сердце, и отнюдь этому не обрадовалась.

Впрочем, не думали о Татьяне и ее желаниях и сами деятели из магической корпорации «Третий глаз». В тот вечер, когда их первая клиентка смеялась у подъезда своего дома, Галя Сковородникова целовалась с Антонио в его спальне, а Денис Коврижко помогал сыновьям собрать модель самолета-истребителя Як-9.

А Марина Бекетова скучала в одиночестве дома, с грустью вспоминала Петра Александровича. Ей казалось, что весь мир разбился на счастливые влюбленные парочки, лишь она осталась не у дел. Порой, когда она всматривалась в вечернее небо, в ее сердце рождалось неясное предчувствие больших и неотвратимых перемен, но Маринка только посмеивалась над собой и в предчувствия не верила.

В комнате гадалки было темно, приятно пахло благовониями. Дима не мог сказать, какими именно, но ароматный воздух вдыхал с удовольствием. Напряжение потихоньку спадало. Хорошо сидеть в полумраке. Лица твоего не видно, дрожащих рук тоже, никому не разглядеть, что ты ужасно стыдишься того, что притащился не куда-нибудь, а к магам, судьбу менять.

А что делать, если по-другому не получается?

— Я слушаю, — раздался бесстрастный хрипловатый голос гадалки.

Дима вздрогнул. Ах да, пора начинать. Он потер потные ладони, сглотнул и выпалил сразу, отрезая себе все пути к отступлению:

— Помогите мне изменить мою жизнь.

Дмитрий Евгеньевич Барсуков — среднего роста и возраста, внешность имел плохо запоминающуюся, хоть и приятную, проводил трудовые будни в стенах последнего работающего в Горечанске завода, проживал на пятом этаже стандартного панельного дома в центре города. Единственное в его жизни, к чему не лепился ярлык «средний», была его мама, Аделаида Васильевна, женщина заботливая, но властная. Еще ничего не зная об Аделаиде Васильевне, Галина почуяла в клиенте маменькиного сынка. Таких она недолюбливала, но Барсуков, против обыкновения, ей нравился. Хотя, конечно, куда ему до Антонио, черноволосого, жгуче-прекрасного Антонио, с которым они как раз сегодня вечером идут в кино…

Монотонный голос клиента вернул Галину к работе.

— Началось все три месяца назад, когда я решил, что пора в жизни что-то менять, и уволился…

— Да-да, — выдохнула Галина. — Продолжайте.

На самом деле началось все гораздо раньше. Недовольство собой подспудно зрело в нем со школы. Аделаида Васильевна заставляла посещать музыкальную школу по классу скрипки, а Димочку тянуло побренчать на гитаре во дворе. В институте недовольство зацвело буйным цветом и даже заставило Диму попросить комнату в общежитии, но мама не дремала и не выпустила сына из рук. Противостоять материнским упрекам Дима был не в состоянии, и история с общежитием быстро забылась.