— Наконец-то, — проворчал торпедовидный спутник Темелиса. — Что случилось, Ник? Тебе пришлось куда-то посылать за всем этим? — Не вижу ничего смешного! — бросил через плечо Дакарис, выходя из комнаты. — Особенно если учесть, что некоторые мои посетители еще мне и платят! Друзьям я всегда рад, но гостям, которые мне не платят, да еще при этом меня же и оскорбляют... — И с этими словами он спустился вниз.

Темелис воспользовался паузой в разговоре, чтобы собраться с мыслями, и вновь обратился к Яношу:

— В том, что за нами следит полиция, нет ничего удивительного. Они за всеми следят. Вам следует держать себя в руках и не впадать в панику.

— Я и сам знаю, что мне делать, — ответил Янош. — Но, насколько мне известно, на борту “Самотраки” находится кокаин, стоимость которого что-то около десяти миллионов английских фунтов стерлингов, или двух миллиардов драхм. А это равноценно двумстам миллиардам лепт. Я даже не представлял себе, что существуют такие суммы денег! Пятьсот лет назад за такие деньги можно было купить целое королевство и нанять армию, чтобы его охранять! А вы советуете мне держать себя в руках и не впадать в панику! Так вот, мой друг, позвольте мне сказать вам следующее: разница между храбростью и благоразумием, между богатым человеком и вором — в умении остаться непойманным, а между свободой и заключением в темнице — в способности держаться в стороне от рискованных предприятий.

По мере того как он говорил, лица его собеседников все больше мрачнели, на них появилось выражение смущения и озабоченности. Хозяин “Самотраки”, чья преступная натура всегда желала власти и потому порой забывала об осторожности, в результате чего он не раз оказывался под судом, никак не мог понять, что за ерунду болтает этот человек. В молодости он коллекционировал монеты. Но лепты? Насколько ему известно, последний раз эти монеты чеканились в 1976 году, причем только двадцати и пятидесятикратного достоинства, поскольку они имели весьма малую ценность. Только псих может выражать астрономические суммы в лептах. Это в наше-то время! Когда одна сигарета стоит пятьсот лепт. И еще... вместо слова “тюрьма” Лазаридис пользуется словом “темница”... Что же это за человек? Темелис не знал, что и думать о своем партнере! Он выглядит так молодо, но мыслит при этом, как в далекие старые времена.

Сосед Темелиса размышлял примерно о том же, но из всего, сказанного Лазаридисом, его больше всего заинтересовали последние слова... что-то там об умении держаться подальше. Неужели этот тип намеревается выйти из дела? Хочет спрятаться в кусты?

— Не надо нам угрожать, Джанни, или как вас там... — рявкнул он. — Мы с Павлосом не из тех, кто легко прощает угрозы. И мы не желаем больше слышать ни слова о том, что кто-то куда-то собирается уходить... От нас никто не уходит. Очень трудно сбежать с перебитыми ногами и еще труднее — со сломанным позвоночником!

Длинными пальцами левой руки Янош поглаживал стакан и смотрел на Темелиса, не обращая внимания на его громкоголосого компаньона. Но теперь он убрал свою трехпалую руку со стакана, медленно повернулся и, посмотрел прямо в глаза первому помощнику капитана. Казалось, Янош даже несколько съежился, сидя на низком диване, — уж не от страха ли? — а его левая рука соскользнула со стола и повисла вдоль тела Бандит чувствовал, что, спрятав глаза за непроницаемыми темными линзами очков, Янош пристально его разглядывает.

— Ты обвиняешь меня в том, что я тебе угрожаю? — голос Яноша скорее походил на тяжелые раскаты грома, чем на человеческий голос. — Ты осмеливаешься думать, что я сочту возможным угрожать таким, как ты? Да еще к тому же имеешь наглость в свою очередь угрожать мне? Ты... осмелился... угрожать... мне?!

— Ну берегись! — прошипел в ответ первый помощник, придвигаясь ближе вместе со стулом и, оскалив зубы, наклоняясь вперед. — Ты, сладкоголосый, чистенький, богатенький и воображающий себя всемогущим ублюдок!

Левая рука Яноша, свисавшая вниз, была скрыта за краем стола. Вместо того чтобы отпрянуть, он тоже наклонился вперед, приблизив лицо к своему обидчику. И вдруг...

Стремительным движением он вытянул под столом крупную, с длинными пальцами руку и, хотя расстояние составляло не менее пятнадцати дюймов, дотянулся до паха первого помощника и схватил его за мошонку, крепко зажав в кулаке яички Он давил и выкручивал с такой силой, что, казалось, еще немного — и он продемонстрирует посмевшему оскорбить его идиоту, как острыми ногтями разорвет его плоть. Да, именно так и будет — в этом глупец уже не сомневался.

Разинув рот, он резко выпрямился на стуле, начал, повизгивая, корчиться, а глаза его при этом едва не вылезли из орбит. Еще секунда, две — и он превратится в евнуха, но при этом он абсолютно бессилен что-либо предпринять. Одно резкое движение, грубое слово — и Янош завершит начатое!..

Вампир еще сильнее сдавил мошонку, потянул под столом руку к себе, а его жертва слетела со стула и ударилась грудью о край привинченного к полу стола Помощник схватился за стол руками, стараясь удержать равновесие и пытаясь ослабить давление и боль А Янош все продолжал крепко держать его, причем глаза вампира оказались теперь всего в нескольких дюймах от лица первого помощника и не отрывались от него ни на миг. Но если минуту назад лицо вампира было мертвенно-бледным от ярости, то теперь он улыбался, хотя и сардонически.

Беспомощно хватая ртом воздух, со струящимися по побагровевшим щекам слезами, с глазами, выкатившимися из орбит, бандит понимал, что он совершенно бессилен До него наконец дошло, что Янош не только способен совершить, казалось бы, невозможное, но и, вполне вероятно, сделает это.

— Н-н-н-нет! — только и смог с трудом выговорить он.

Именно этого Янош и ждал. На искаженном, мокром от пота лице он прочел полное признание своего превосходства, а подтверждение этому нашел в мыслях посмевшего оскорбить его идиота. Быстрым движением он еще раз одновременно крутанул и сжал еще сильнее мошонку, а затем отпихнул жертву от себя.

Опрокинув стул, тот упал на спину. Задыхаясь, всхлипывая и воя от боли, он скорчился, приняв позу зародыша во чреве матери, зажав руки между бедрами, и стал кататься по полу, не переставая стонать и повизгивать.

Все происходящее осталось незамеченным обитателями первого этажа, они не услышали ничего, ибо мелодия сиртаки и сопровождавшее танец хлопанье рук и топот ног заглушили все звуки. Впрочем, и слушать было нечего.

Павлос Темелис сидел бледный как смерть, его полускрытое бородой лицо нервно подергивалось. Поначалу он даже не понял, что происходит, а когда наконец понял, все было уже позади. У Лазаридиса при этом и волос на голове не дрогнул. Но теперь по-змеиному быстрым и гибким движением он вскочил на ноги, и его огромная фигура нависла над столом.

— Ты идиот, Темелис! — рявкнул он. — А этот тип — идиот вдвойне. Но... дело есть дело, я вложил в него слишком много, чтобы теперь вот так все бросить и отказаться от него. А потому выходит, что я должен довести его до конца. Ладно... Но хочу дать вам хороший совет: впредь будьте очень осторожными.