Я подумал, что, вероятно, сделал бы то же самое. Кому приятно ежедневно ходить по смертному одру?

У Перкина и Мэкки мы пробыли совсем недолго и вновь спустились в семейную комнату. К этому времени Тремьен благополучно проснулся и позевывал, готовясь к вечернему обходу конюшен. Он предложил мне прогуляться вместе с ним, я с удовольствием согласился.

На ужин я приготовил цветную капусту с сыром, и Тремьен съел это блюдо глазом не моргнув.

Ближе к полуночи, веселый и довольный, он появился вновь после ночной проверки и, дыша на руки, сообщил:

— Явно потеплело. Снег тает, и началась капель. Слава богу.

И действительно, за ночь мир переменился — из белого стал зеленым. Шеллертон зажил новой жизнью, жизнью спортивного азарта и скачек.

В глухом лесу на растаявшей земле Анжела Брикел провела свою последнюю спокойную ночь среди муравьев и других мелких существ, которые благословили ее, дочиста обглодав ее кости. Ни запаха, ни страха. Омытая дождями, она удалилась на вечный покой.

В понедельник утром Тремьен доверил мне более резвого скакуна, девятилетнего жеребца по кличке Дрифтер. Мне также было разрешено проездить его хорошим тренировочным галопом, в ходе которого я, к своему величайшему счастью, не свалился. Ни Тремьен, ни Мэкки не сделали каких-либо замечаний относительно моих способностей (или их отсутствия), их интересовала только спортивная подготовка лошади. Я осознал, что они уверены во мне. Эта мысль мне льстила, и я был вполне доволен.

Когда мы вернулись из обновленного зелено-коричневого Даунса, во дворе я заметил незнакомый мне автомобиль, а на кухне встретился с незнакомым мужчиной, потягивающим кофе, причем незнакомцем он оказался только для меня, все остальные его прекрасно знали.

Он был молод, невысок, худощав, угловат и лыс. Одет довольно броско. Вскоре я убедился, что он такой же сквернослов, как и Нолан, но в отличие от Нолана сквернослов веселый.

— Привет, Сэм, — поприветствовал его Тремьен. — Готов к работе?

— Разумеется. А то у меня уже там начало ржаветь, как у фригидной девственницы.

Интересно, лениво подумал я, скольких девственниц лично он сделал фригидными, — было в его облике нечто наталкивающее на эту мысль.

— Это Сэм Ягер, Наш жокей, — представил его мне Тремьен.

Он также отрекомендовал и меня, объяснил мое присутствие и сообщил, что я тоже участвую в проездках.

Сэм Ягер кивнул мне, явно прикидывая в уме, представляю ли я для него опасность или же наоборот — мое присутствие пойдет ему на пользу. Он недоверчиво прошелся взглядом по моим бриджам и задумался, явно пытаясь навскидку определить мой вес. Его переживания показались мне совершенно излишними, ибо мои шесть футов роста уже начисто отметали всякие страхи относительно того, что я смогу каким-то образом составить ему конкуренцию в скачках.

Сам он тоже был в бриджах и в ярко-желтом спортивном свитере. Пестрый анорак, родной брат куртки Гарета, был переброшен через спинку кресла; Сэм захватил с собой и каску пронзительно бирюзового цвета с большими красными буквами спереди — Ягер. Он был начисто лишен скромности и застенчивости.

Ди-Ди, зайдя на кухню за своим кофе, при виде его засияла, как стосвечовая лампочка.

— Доброе утро, любимец женщин, — поздоровалась она.

Любимец женщин попытался хлопнуть Ди-Ди по заду, когда она проходила мимо него, причем она никак на это не отреагировала.

Ну и ну, подумал я, где-то внутри этой поглощенной в себя недотроги явно сидит блудливая кошечка.

Она приготовила себе кофе и села за стол рядом с жокеем; нельзя сказать, что они флиртовали, но были явно на дружеской ноге.

Я поставил в духовку тосты, достал сок, масло, мармелад. Сэм Ягер наблюдал за мной, комично приподняв брови.

— Разве Тремьен не говорил, что вы писатель? — наконец спросил он.

— Большую часть времени. Хотите тостов?

— Один тост. Слегка подрумяненный. Вы не похожи на долбаного писателя.

— Многие люди не похожи.

— Не похожи на кого?

— На тех, кто они есть. Будь они долбаные или нет.

— На кого же похож я? — требовательно спросил он, однако в его голосе я заметил неподдельное любопытство.

— На того, кто в прошлом году участвовал в восьмидесяти девяти заездах, выиграл скачки Гранд нэшнл и стоит третьим в списке лучших жокеев.

— Вы ясновидящий? — удивился он.

— В самое ближайшее время я задам вам несколько вопросов относительно того, как вы оцениваете своего босса в качестве тренера.

— И будет лучше, если твои оценки окажутся положительными, — с наигранной строгостью вмешался в разговор Тремьен.

— Окажутся чертовски положительными, разве нет?

— Конечно, если в тебе есть хоть доля здравого смысла, — согласился Тремьен, кивая головой.

Я вытащил из духовки тосты и заложил в держатель новую порцию. В ходе всего завтрака Сэм был явным лидером. Его присутствие ощущалось физически, и у меня промелькнула мысль: как он уживается с Ноланом? Ведь это же две стороны одной медали.

Я задал этот вопрос Ди-Ди, после того как Тремьен и Сэм ушли контролировать тренировку второй смены; спросил я ее об этом в конторе, куда зашел, чтобы проверить по старым формулярам кое-какие факты.

— Уживаются? — с иронией в голосе переспросила Ди-Ди. — Нет, они не могут ладить друг с другом.

Она замолчала, раздумывая, стоит ли продолжать, пожала плечами и добавила:

— Сэм недолюбливает Нолана за то, что в его распоряжении слишком много лошадей из наших конюшен. Нолан выступает практически на всех скакунах, принадлежащих Фионе. С этим бы Сэм еще смирился, но Тремьен заявляет к скачкам любителей большее количество лошадей, чем остальные тренеры. Это приносит ему, естественно, большее количество побед. Владельцам, которые делают крупные ставки, это нравится. Ведь Нолан, как бы мы к нему ни относились, прекрасный наездник. Он возглавляет список лучших жокеев-любителей уже много лет подряд.

— Почему он не хочет перейти в профессионалы?

— Сама мысль об этом нагоняет на Сэма страх, — спокойно ответила Ди-Ди. — Но я не думаю, что это когда-либо произойдет. Сейчас же это совсем маловероятно из-за обвинения. Нолану нравится его статус любителя. На Сэма он смотрит свысока — как белый воротничок на голубой. Именно поэтому…

Она осеклась на полуслове, как будто на пути от головы до языка поставили преграду. Я сразу же заинтересовался, но постарался не подать виду:

— Поэтому что?

— Нечестно выбалтывать чужие секреты.

— Продолжайте, пожалуйста, — попросил я, но без особого нажима. — Я буду нем как рыба и не проболтаюсь.