– А как же лазарет для нищих? – спросила Ева и даже не дернулась, когда пуля просвистела у нее над головой. – Получается, все зря? Зря?

– Меньше слов, уходите, – Дед вновь сменил позицию. – Главное – не дойти до цели, главное – идти к ней! Главное – не сидеть на диване! Даже если ты умрешь в пути – твоя смерть не напрасна. Зря – это когда ничего не делаешь. Уходите, авось успеете.

У Евы на глаза навернулись слезы; ей захотелось кинуться старику на шею и разрыдаться. Она бросила отчаянный взгляд на Андрея Андреевича, и ей вдруг почудилось, что глаза его излучают свет. Кристально-чистый, с голубоватым оттенком. Наверное, такого цвета должно быть летнее безоблачное небо. Нет, этот человек не мог быть обитателем сумрачного и удушливого метро, – он прибыл из другой вселенной, из зазеркалья, с изнанки мира, оттуда, где в принципе нет никаких изнанок, ибо там нет места Злу.

Пуля, отрикошетившая от рельса и высекшая столп искр, мгновенно привела Еву в чувство. Конечно, Андрей Андреевич – самый обычный смертный. Ей все почудилось из-за стресса. Да и какой небесный свет, исходящий из глаз, можно увидеть, когда вокруг тьма и видны лишь вспышки из стволов. Она помогла подняться Кириллу, и они поковыляли в сторону Проспекта Мира.

– Хорошо, хоть кость не задели, – процедил сквозь зубы парень, – мясо порвали и все.

Сзади не умолкала автоматная стрельба. Юноша, хромая, старался не опираться на Еву, но время от времени нога у него подворачивалась, и он, тихо скуля, терял равновесие. Тогда девушке приходилось напрягать все свои силы, чтобы удержать парня.

Они двигались чрезвычайно медленно. Так, по крайней мере, казалось Еве, вцепившейся мертвой хваткой в Кирилла. Пальба стала менее интенсивной. Видимо, и Дед, и бандиты экономили патроны. Парень, тяжело и натужно дыша, с трудом волочил ноги, и спустя пару минут Ева начала выдыхаться.

– Давай же, – прошептала она, – давай, мой хороший. Мы дойдем… дойдем.

– Рана, – выдавил из себя Кирилл, – я плохо ее перетянул. Кровь вытекает.

– Терпи, – попросила Ева, – времени нет, мы дойдем.

Стрельба неожиданно прекратилась. Это значило лишь одно: бой закончен. Сердце девушки болезненно сжалось. Она почему-то не сомневалась, что бандиты вышли из схватки победителями. Их было трое против одного семидесятилетнего старика; к тому же Лом имел дурную славу самого отмороженного головореза Треугольника. Скорее всего, о том же самом подумал юноша, – он обреченно произнес:

– Брось меня и беги.

Кирилл попытался убрать руку с шеи девушки, но Ева лишь крепче сжала его запястье и, выключив фонарь, прикрепленный к плечу, через силу прошипела:

– Идем, видишь, уже светлеет, скоро станция.

– Нет выхода, – почти неслышно произнес парень, – нет его. Беги…

– Замолчи! – огрызнулась Ева, буквально взвалив на себя Кирилла. – Не смей так говорить! Слышишь! Не смей!

Сзади доносился гулкий топот ног и веселая нецензурная брань. Юноша практически обмяк, толку от него не было. Но Ева не сдавалась и упорно, шаг за шагом, двигалась в направлении блеклого пятна света. До Проспекта Мира оставалось совсем чуть-чуть, какие-то две сотни метров, может, немного больше.

– Мы дойдем, – шептала она, – дойдем! Слышишь, дойдем!

Ева уже краем глаза видела свет от фонарей, и бандиты конечно же, тоже различали очертания фигур своих жертв. Уже было понятно, что с обескровленным парнем до станции не дотянуть, что шанс остается лишь в том случае, если она прямо сейчас рванет что есть мочи к выходу, бросив раненого.

– Еще шаг, – прошептала Ева, задыхаясь от напряжения, – ну же, хороший мой, еще один шаг, пожалуйста…

Но Кириллу не дано было пройти даже метра. Грянул раскатистый одиночный выстрел, и юноша, издав булькающий хрип, повис всей массой на хрупких плечах спутницы. Ева медленно опустилась на шпалы. Взвыв от бессилия, она расстреляла оставшиеся патроны по приближавшимся врагам, однако ни разу не попала. Бандиты ответили автоматной пальбой, но Ева не обратила внимания на свистящие рядом пули. Она, отбросив пистолет, включила фонарь.

Из шеи Кирилла маленьким фонтанчиком била кровь. Девушка заткнула ладонью рану, и липкая горячая жидкость обожгла ей кожу.

– Ты… – пошевелил дрожащими губами парень и потянулся слабеющей рукой к карману, – возьми… там… там… ты…

– Да, – тихо всхлипнула Ева, – да… я…

Она извлекла из кармана умирающего пробирку и блокнот и спрятала их.

– Ты… самая… очень… – парень из последних сил пытался что-то сказать, но слова его тонули в хрипе.

– Я знаю… – негромко произнесла она, гладя волосы Кирилла не испачканной в крови рукой, – знаю… ты тоже самый-самый…

Юноша ничего не ответил. Он резко запрокинул голову и перестал дышать. Грудь Евы сдавила тяжесть, слезы сами собой потекли по щекам. Но она не успела разрыдаться: рядом раздался радостный рык:

– А! Фольгеровская шлюха, вот ты где.

Ева быстро вытерла рукавом лицо и встала в полный рост. Этим уродам никогда не увидеть, как она плачет. К ней почти вплотную подошел Лом. За ним стояли, нагло ухмыляясь, подельники. На боку у русобородого отморозка болтался автомат, в правой руке он держал тесак, в левой – отрезанную голову Андрея Андреевича. С головы капало.

– Страшно? – осклабился бандит. – Что поделать – не мы такие, жизнь такая.

Когда-то давно Ева, будучи восьмилетней девочкой, стала случайной свидетельницей безжалостной расправы. Ее родной брат, ставший впоследствии гауляйтером Пушкинской, забил до смерти бейсбольной битой мужчину, которому не посчастливилось иметь в массивном рюкзаке чуть ли не двадцать килограмм провианта. Вольф старался ограждать сестру от лицезрения жестокостей, но в этот раз у него просто не было другого выхода, – иначе он рисковал упустить ценную добычу. Для девочки увиденное было самым настоящим шоком. После этого ей несколько месяцев почти каждую ночь снились кошмары. Однако с тех пор многое поменялось, и отрезанная голова Андрея Андреевича не привела Еву в ужас, – наоборот, она неожиданно для себя сконцентрировалась, стала предельно спокойной. Ее переполняла злость – но злость холодная, даже ледяная и непоколебимо расчетливая. Ни слез, ни страха, ни мольбы о пощаде эти мрази рода человеческого от нее не дождутся.

– Фольгер убил моего кореша Брэка, – прорычал Лом, – а я секачем Брэка отхватил башку твоему новому хахалю. Хорошая месть, праведная.

– Он не мой хахаль, – тихо, но твердо сказала Ева, – и у него было имя, в отличие от тебя.

– Ага, не твой, – ухмыльнулся Лом. – Ты ж самая знатная давалка в метро. Перед любым ноги раздвинешь, даже, – русобородый бандит отшвырнул голову Андрея Андреевича в сторону, – перед таким старпером. Может, тебя оприходовать перед смертью? А?

– А почему бы и нет? Оприходуй! – вдруг с вызовом произнесла Ева.

– Я ж говорил, – самодовольно оскалившись, Лом повернулся к подельникам, – эта сучка только об одном и мечтает. Муса, ты у нас самый скорый, порадуй потаскушку напоследок. Время у нас еще есть.