Шалико, услышав про ментов, с криками «Уйме! Уйме!» в ужасе начал расталкивать парней.

Ладо отправился на кухню, куда Гуга вытащил аппарат.

— Табло треснуло, — показал Гуга змеящуюся трещинку. — Болван я, болван, кому доверился!

Из комнаты неслись обрывки ругани, но квартира постепенно опустела.

— Мы с тобой еще поговорим, ты у нас попляшешь, идиот! — пообещал Гуга, когда последний парень покинул квартиру.

Шалико молча переминался босыми ногами.

— Милиция у всех на хвосте — до тебя дошло? — еще раз повторил Ладо. — Прибери хату и сваливай домой, коров пасти! И проветри квартиру! Вонь, как в хлеву!

Гуга погрузил аппарат в чехол. Потащил вместе с Ладо к лифту.

— Житья от деревенских нет! — ругался Гуга в кабине. — Надо собираться, искать Анзора и мотать отсюда в Кабарду.

Ладо скривился:

— Какого еще Анзора? Сололакского? Этого кровопийцы только не хватает! Без Анзора не обойтись?

— Нет. Он всех знает в Нальчике, Байраму сводный брат, на зоне с ним сидел — как без него? Там тоже ничего на улице не валяется, все искать и зубами вырывать надо. Сам не соображаешь? Любой хороший кайф требует беготни и хлопот. Без Байрама нельзя, он местный. Значит, и без Анзора тоже никак. Чего ждать? Чтобы нас менты захапали? Аппарат пристроим и поедем. Придержи, чтоб на спуске не прыгал.

«Заколебал ты с этим аппаратом!» — с неожиданной грубостью подумал Ладо, но перегнулся через сиденье и стал придерживать кожаный чехол, под которым что-то брякало и стукало.

Все, по словам Гуги, началось с капсул. В лаборатории рассуждали так: почему бы не изобрести капсулы против наркотиков, на манер алкогольных, но которые могли бы поддерживать в больном ощущение эйфории, избавляющей от вечного поиска наркотиков? Нравится тебе быть постоянно под балдой — будь! Капсулы планировались в расчете на месяц, год, два и три года, на манер антиалкогольных. С ними ничего не получилось, но из этой идеи родилась идея аппарата. Когда Гуга привез из Москвы громоздкий образец, Ладо по-дружески помогал ему, даже первым провел на себе опыты, после чего несколько дней мучился давлением и тошнотой. Потом стало не до того. А на сокурсников Шалико из ГПИ с их деревянными черепами аппарат, очевидно, действовал хорошо, в самый раз, убивал наповал.

— Он амигдалу стимулирует, — объяснял Гуга. — Такой центр в мозгу, который заведует кайфом, и если его раздражать электротоками, то можно вызвать ощущение эйфории.

Тут Ладо пришла идея спрятать аппарат у Зуры. Там есть разные тайники, где хранится нелегальщина: листовки, плакаты, оружие. Он сказал об этом Гуге. Они поехали к Зуре, который жил в частных домах на Бахтрионской улице. Ладо свистом позвал его. Зура, не спеша, вышел за ворота. На плечах у него была накинута бурка. Узнав, что надо спрятать ворованную антикварную швейную машинку, он почесал бороду, сдвинул на затылок шапочку и велел тащить железку к сараю, а сам пошел за ключами.

Приехавшие заволокли аппарат во двор со странными вещами: садовая скамейка, несколько гробовых плит и старых камней с письменами, складная лестница-стремянка, плотницкий инструмент, дрова, топор, коса…

— Это ему зачем? — покосился Гуга на косу.

— А надгробья зачем? А бурка зачем в жару? — ответил Ладо. — Кто его разберет, молодняк… У них свои дела…

— Он не кайфует?

— Нет, что ты! Ненавидит кайфариков! Сидят целыми днями, совещаются… Штабы имеют, типографии, партии…

— Делать им нечего! — в сердцах сказал Гуга. — А что им вообще надо?

— Ну, свободу от империи, самостоятельность…

— А, понял, лекции Гамсахурдии…

Зура вернулся с приятелем, молчаливым и коренастым.

— Времени нет. Люди у меня. Мы сами затащим. Вы езжайте, а то соседи смотрят! — махнул Зура рукой. — Я к тебе на днях зайду, еще пару глав занесу.

— Ладно. Если меня не будет — матери оставь. Она на мой стол положит.

— А как последний отрывок?

— Хорошо. Так, мелочи какие-то по стилистике, чуть-чуть орфографии, — Ладо начал вспоминать, но Зура оборвал его:

— Потом, когда зайду, поговорим. А сейчас все, расход!

Гости пошли к машине, а Зура, отперев сарай, стал затаскивать в него аппарат. Другой парень стоял в задумчивости и не помогал.

— Странные типы, — тихо пробормотал Гуга. — Откуда ты его знаешь?

— В одном классе учились. Он всегда был замкнутый. Теперь вот писать начал.

— А что пишет? Бред, наверно? Читать хоть можно?

— Вполне. Дам, если хочешь. Пересказывать лень, да и трудно. Бесы, идолы, древняя Грузия…

— Вот съездим в Кабарду, возьмем мацанку и перезимуем — с книжками, музыкой, бабами! — мечтательно сказал Гуга. — Проколы заживут… С лекарства слезем, в себя придем… А то я так плотно сижу, что ничего уже не чувствую, только ломку снимаю. Зачем тогда вообще колоться, не лучше ли трезво сидеть?

— Знаем эту песню, — вздохнул Ладо. — Трезвым ты не можешь быть — вот в чем проблема.

— Нет, гашиш поможет слезть.

— Дай-то Бог. Но верится с трудом. Придет Чарлик, придет Пирожок, принесут опиум, предложат кокнар, покажут кодеин — и все по новой… — печально усмехнулся Ладо.

Гуга не ответил, сгорбился и начал открывать машину. Он знал, что Ладо прав. И Ладо знал, что он знает. И все всё знали, но устоять были не в силах. Горошина амигдалы намного сильнее двухкилограммового серого вещества…

После кидняка, который устроил им Анзор, Кока предпочитал на улицу не показываться, потому что был в глупом положении: ему всунули наживку-пустышку, а он ее легко проглотил. За это стоило бы Анзора избить или поранить, но на такие подвиги у Коки не хватало ни сил, ни желания. Да и сидеть в ортачальской тюрьме ему совсем не светило. На Тугуши и Художника надежды крайне мало. А подключать кого-нибудь из районных громил тоже не с руки. Тем более что все довольны кодеином, который брал Анзор, и вряд ли захотят портить с ним отношения из-за Коки. Он ведь сегодня здесь, а завтра — там, в парижах. А Анзор всегда тут! Конечно, если б случилось что-нибудь серьезное, Кока мог бы рассчитывать на поддержку районных ребят, но тут такой глупый пустяк… Из-за него даже как-то стыдно к ним обращаться. Кидняки и обломы были нередки в жизни Коки, поэтому он решил спустить это дело на тормозах, а себе сказал: «Хватит! Пора в Париж, подальше от варварства и дикости!»

Так он скучал около телевизора, пока сосед Нукри, любитель порножурналов, неожиданно не подкинул кусочек зеленой азиатской дури, пообещав узнать, где и за сколько ее можно достать.

Курить одному быстро надоело, и Кока позвал Художника — тот всегда на месте, никогда ничем не занят. Папирос не было. Они неумело соорудили пару мастырок из сигаретных гильз. Покурив одну, начали смотреть какое-то видео, но дурь оказалась такой сильной, что усидеть на месте было невозможно.