Выслушав рассказ Дага о том, чему учат их ребенка в школе и почему учат именно этому, я начал понимать, в чем смысл методики Штейнера. Как объяснил мне Даг, обучая детей умению строить шалаши с помощью пилы, молотка и гвоздей, школа воспитывает в них уверенность в том, что они сумеют выжить в реальном мире. С той же целью их учат работать в саду, выращивать овощи и готовить. Такое обучение сочетает в себе физический, умственный, эмоциональный и духовный факторы. Учебный процесс полностью захватывает ребенка, находящегося на критическом этапе развития, который Штейнер называет рубежом девятилетнего возраста. Это такой период, когда ребенок больше не хочет отождествлять себя с личностью своих родителей и стремится найти себя как самостоятельную личность. Это период одиночества и страха. Период неуверенности. Ребенок вступает в неведомое, чтобы узнать, кем он является на самом деле, а не то, кем желают сделать его родители. Воспитание умственной, физической, эмоциональной и духовной уверенности в своей способности выжить без посторонней помощи имеет жизненно важное значение для развития детской самооценки.

Теперь я знаю, что многие педагоги не согласны с теоретическими разработками Штейнера, но не мне их переубеждать. Единственное, о чем я могу говорить с уверенностью, — это мой собственный опыт. Помню, что в возрасте девяти лет начал искать для себя что-то иное. Я осознал, что все усилия моих мамы и папы не приносят результата, и не хотел следовать их примеру. До сих пор помню ощущение страха, появлявшееся в доме каждый раз, когда речь заходила о деньгах. Помню, как мама с папой ругались из-за денег, и как папа говорил: “Деньги меня не интересуют. Я вкалываю изо всех сил. Не знаю, что еще я могу сделать”.

Мне хотелось узнать, что еще могу сделать я, чтобы не оказаться в положении моих родителей, по крайней мере, в финансовом плане. Больше всего на свете я хотел помочь маме. Мне больно было смотреть, как она убивается над какой-то дурацкой пачкой счетов. Я знал, что каждый раз, когда мой папа говорил: “Ты должен усердно учиться, чтобы получить хорошую работу”, — что-то внутри меня отвергало этот совет. Я понимал, что все идет не так, как надо, и поэтому занялся поиском новых ответов и собственного пути в жизни.

Уроки моего богатого папы и постоянная игра в “Монопольку”, раз пятьдесят в год, способствовали изменению моего мышления. Я чувствовал себя так, словно прохожу сквозь зеркало и начинаю видеть мир, который не могут видеть мама с папой, хотя в действительности они находились прямо передо мной. Оглядываясь назад, я понимаю, что они не могли видеть мир, который видел мой богатый папа, поэтому в умственном плане были приучены искать работу, в эмоциональном — не допускать риска, а в физическом — трудиться изо всех сил. Я считаю, что причиной этому было отсутствие у них формулы финансовой победы и постоянное падение уровня финансовой самооценки, ослаблявшее их духовный потенциал, в то время как счета продолжали расти. Папа работал все больше и больше, получал прибавку за прибавкой, но в финансовом отношении практически не продвигался вперед. Когда в пятьдесят лет его карьера пошла на спад и он не смог оправиться от потери всех профессиональных перспектив, мне кажется, его дух был сломлен окончательно.

Выпускники выходят из школы неподготовленными

В школах не преподают навыки выживания, необходимые в современном мире. Большинство выпускников выходят из школы в бедственном финансовом положении и сразу начинают искать то, что дало бы им гарантию обеспеченности, гарантию, которой нельзя найти во внешнем мире. Гарантию можно найти только внутри себя. Многие выпускники школ не подготовлены к жизни умственно, эмоционально, физически и духовно. Школьная система выполнила свою задачу обеспечения стабильного притока рабочих и солдат, ищущих работу, работу в большом бизнесе или в армии. Оба моих папы понимали это, но смотрели на проблему с разных точек зрения. Один видел все со своей стороны стола, а другой — со своей.

Когда я говорю людям: “Не попадайте в зависимость от работы. Не рассчитывайте, что компания позаботится о вашем финансовом положении. Не ждите, что после ухода на пенсию ваши заботы возьмет на себя государство”, — они часто вздрагивают и поеживаются. Вместо пламени и жажды деятельности во взорах я вижу страх. Люди цепляются за гарантированную работу, вместо того чтобы рассчитывать на собственные силы. Отчасти эта тяга к гарантиям объясняется тем. Что они не нашли свою новую индивидуальность и не верят в свою способность выжить без посторонней помощи. Они направляются по стопам своих родителей, делают то, что делали они, и следуют их совету “Учись, чтобы получить навыки, которые пользуются спросом у работодателей”. Большинство из них найдут работу, но лишь единицы получат гарантию, которую ищут; Трудно получить твердую гарантию, когда твое выживание зависит от кого-то другого, кто волей случая окажется с другой стороны стола.

В июле 2000 года Алан Гринспен, председатель правления Федерального резервного банка, затронул в одном из своих выступлений вопрос инфляции. По его словам, в период чрезвычайно низкого уровня безработицы причиной низких темпов инфляции являлось то, что люди хотели иметь гарантированную работу и не требовали увеличения зарплаты. Далее он сказал, что многие боялись стремительного технологического скачка и перспективы уступить свое место компьютеру, как это случилось во многих отраслях промышленности, и поэтому предпочли не высовываться и работать за меньшую плату. Вот почему богатые становились еще богаче, но большинству из нового источника богатства не перепадало ничего. Гринспен считает, что причиной всему стал страх потерять работу. Лично я вижу причину в том, что слишком много людей не получили навыков финансового выживания, поэтому они последовали совету родителей и пошли по их стопам.

Недавно в ходе одного из интервью мои высказывания о системе образования привели репортера в неописуемую ярость. Он сам хорошо успевал в школе, и у него была хорошая, гарантированная работа, поэтому накинулся на меня со словами:

— По-вашему выходит, что люди не должны быть рабочими? Но что будет, если не станет рабочих? Мир остановится.

Я согласился с ним, набрал в легкие побольше воздуха и заговорил:

— Я согласен с тем, что миру нужны рабочие. И я уверен, что каждый рабочий делает очень важное дело. Президент компании не смог бы выполнять свою работу, если бы уборщики не делали свою. Поэтому я ничего не имею против рабочих. Я сам тоже рабочий.

— Так в чем тогда виновата школьная система, которая воспитывает рабочих и солдат? — спросил репортер. — Миру необходимы рабочие.

Я снова согласился и сказал:

— Да, миру нужны образованные рабочие. Но ему не нужны образованные рабы. По-моему, пришло время, когда все ученики, а не только самые умные, необходимые большому бизнесу и армии, должны получить такое образование, которое сделает их свободными.

Не просите прибавки к зарплате

Если бы я считал, что требование прибавки к зарплате может решить все проблемы, то пригласил бы всех работающих на меня обращаться за прибавкой. Но Гринспен говорит правду. Когда рабочий хочет получать слишком много, по сравнению с объемом производимой им работы, то человек, который сидит с другой стороны стола, должен подыскать нового рабочего. Слишком высокие расходы могут поставить под угрозу будущее компании. Многие из них сошли со сцены, потому что не могли удержать затраты на оплату труда в приемлемых рамках. Владельцы переводят предприятия за границу, где затраты на рабочую силу не столь велики. Во многих случаях работники уступают место новым технологическим разработкам — такие профессии, как коммивояжер, биржевой брокер и многие другие, уже ушли в прошлое. Поэтому Алан Гринспен прав, когда говорит, что люди боятся потерять работу, если начнут требовать слишком высокую зарплату.