Я помыла посуду, а Шона ее вытирала, мисс Эшли поставила на стол кофе. День угасал. Я не знала, куда ушли Николь и Кобб. Я присоединилась к мисс Эшли за кофе, а потом вышла из дома. Вид был великолепный – дом и амбар выделялись в сгущающихся сумерках. Я прогулялась до дальней стороны дома и заметила Николь, она прислонилась к притолоке открытой двери амбара и курила «Парламент». В развевающемся белом платье и наброшенном на плечи пальто она казалась призраком.

– Вот и ты, – сказала она бархатистым голосом между затяжками. – Прости, что ушла. Сегодня я должна была побыть с тобой.

– Я и сама прекрасно разберусь, – ответила я. – Шона вполне мила, как и мисс Эшли. А ты как?

– Сегодня мы снова похоронили моего мужа.

Я подошла ближе, пожалев, что больше не курю, мне так хотелось выкурить одну сигарету на двоих и насладиться вечером.

– Ты никогда не говорила, как сильно по нему скучаешь, – сказала я.

– Иногда скучаю. Я начинаю думать о Джареде, а потом понимаю, что его больше нет, и думаю обо всем, что случилось, и каждый раз боль возвращается.

– Столько лет прошло.

– Ты когда-нибудь теряла близкого человека? – спросила она.

– Да.

– Ты забываешь все плохое, память пытается залечить прошлое. Годы не имеют значения, – сказала Николь. – Время просто идет. Время идет, и ты думаешь, что раны затянулись, но они открываются и болят, снова и снова.

Она отвернулась и уставилась в темноту. В последних угасающих лучах света ее глаза вспыхивали оливковым сиянием и придавали лицу кошачьи черты. Она выглядела испуганной, как будто была настороже, ожидая появления в ночи невидимых хищников. Алел закат, небо стало огненным озером. Николь снова повернулась ко мне, и сияние в ее глазах потухло, волшебство света исчезло.

– А как остальная родня? Они нашли утешение? – спросила я. – Я знаю, что ты не со всеми ладишь.

– Встряхни мокрую тряпку – и увидишь струйки воды, похожие на бриллианты.

– Не понимаю, – сказала я, но она пригвоздила меня взглядом.

Николь снова затянулась. Я глубоко вдохнула запах дыма и сладости.

– Все ты понимаешь. Я знаю, что ты это понимаешь, как никто другой.

Вода в невесомости, подумала я. Вода растекается сверкающими червячками – как бриллианты в желе. Но откуда она знает? Я попыталась вспомнить, не проговорилась ли днем, может, я как-то себя выдала, но нет, она не могла знать.

– Я старею, – сказала Николь. – И быстро. Иногда мне кажется, что я буквально слышу, как стареет мое тело. Я забыла, насколько мне нравилось это место, как медленно течет жизнь в саду. Каждый день я помогаю престарелым и вижу их смерть, это как накатывающие на берег волны, но здесь все течет так медленно. Это напоминает мне дом.

– Кению?

Она кивнула.

– Момбасу. Деревья, похожие на изумруды. Творения рук инженеров, все искусственное – орошение, прямые линии. Срываешь плод, и тут же вырастет новый, всего в избытке. В детстве я никогда не была голодной. Ровные ряды деревьев напоминают мне о доме. Я не скучала по нему, пока не поняла, что никогда больше не увижу.

– Ты можешь туда вернуться. Это же дом…

– Нет, моего дома больше нет. И никогда не было. Я уехала с ней, потому что отец познакомился с ней на приеме в нашей деревне, на приеме для экипажа «Либры», и он устроил так, чтобы я уехала вместе с ней.

«Либра». Это слово меня потрясло.

– Почему ты это говоришь? Коль…

– Хватит лжи, – сказала она, ее глаза пылали не то ненавистью, не то коварством. – Ты для меня – как послание в бутылке. Иногда бутылка разбивается и тонет в море, но иногда добирается до берега. Я не могу контролировать, какая из них.

Ее имя не значилось в списке экипажа, но Николь знала этот корабль. Она была на борту «Либры». Когда я с ней познакомилась, то считала ее просто завсегдатаем бара и наркоманкой. Я видела в ее жизни только то, что на поверхности, – «Доннел-хаус» и «Мэйриз», годы пьянства и таблеток и бесконечные смены в доме для престарелых, но она была на борту «Либры», ее жизнь освещали воспоминания о «Глубоких водах».

– Откуда ты это знаешь? Кто ты? – спросила я.

– Я окончила медицинскую школу, – ответила она. – Отец убедил ее, что я могу пригодиться. Он хотел для меня лучшей жизни. Я полюбила ее при первой же встрече. Она меня вдохновляла. Мне хотелось с ней улететь. В ней это было – людям хотелось следовать за ней. Мы все хотели за ней следовать.

– За кем?

– За коммандером Ремарк. Сорок семь человек в экипаже. «Либра» получил задание отправиться в галактики М-63[6] и М-51[7], Подсолнух и Водоворот. Задание на шесть лет.

Николь закурила новую сигарету, бросив тлеющий окурок в траву у амбара. Он вспыхнул оранжевой дугой и потух.

– Сначала мы полетели в М-51 и исследовали ее два с половиной года, переместились на Землю, в НеБыТь, для отдыха и пополнения припасов. Но Водоворот оказался пустым, и Ремарк приказала переместиться во вторую локацию, галактику Подсолнух, там мы и обнаружили чудо.

– Какое чудо? – спросила я.

– Жизнь. Мы нашли жизнь.

В будущем через Белую дыру проникнут похожие на эпидемию КТН, но во время одиссей по другим галактикам астронавты видели во вселенной только раскаленный газ и мертвый камень. Мысль о том, что «Либра» обнаружил жизнь на другой планете, была слишком грандиозной, во мне разгорелось пламя. Казалось, звезды над нами внезапно потеплели, перестали быть холодным небесным огнем и запульсировали жизнью, как бурно развивающиеся в капле воды микроорганизмы.

– Планета, покрытая жидкостью, – сказала Николь. – Углеродно-метановая атмосфера. Вроде ничего такого, что поддерживало бы разумную жизнь, но планета кишела ею. Это была маленькая планета, вращающаяся вокруг двойной звезды. Ее поверхность представляла собой океан с плавающими, как левиафаны, кристаллами, похожими на решетчатые конструкции, гигантские многогранники, ныряющие и выныривающие из чернильной жидкости. Когда кристаллы заметили нас, они запели. Знаешь, звук вроде того, когда проводишь пальцем по краю бокала. Ремарк назвала планету Эсперанса, то есть Надежда. Там была и суша, изрезанная фьордами, и я вошла в десантный отряд, нас было двенадцать. Три отряда. «Либра» остался на орбите, а мы в спускаемых модулях вошли в атмосферу. Двойное солнце было далеким и угасающим. Модуль трепали ветра, в воздухе было полно льда. Мы приземлились и устроили лагерь.