Представляется очевидным, что подобное положение логико-эпистемологического типа показывает явное отличие данного подхода в терапии от традиционных форм в психотерапии, поскольку в нашем случае терапия должна приспосабливаться к пациенту, вместо того чтобы пациент приспосабливался к определенной психотерапевтической модели, которой следует терапевт. В то же время это не означает, что мы предлагаем своего рода безудержный эклектизм, мы предлагаем теорию, основывающую собственную систематичность и научную строгость на эластичности и способности специфическим образом адаптироваться к характеристикам проблемы, являющейся предметом изучения. Из этого следует, что первая специфическая характеристика представленной здесь модели заключается в ее эпистемологических предпосылках, и что эти предпосылки, кажущиеся абстрактными, приводят к вытекающим из них конкретным действиям, которые отличаются от традиционных форм психотерапии.

Другая теоретическая, а соответственно и прикладная предпосылка, отличающая стратегический подход — это концепция образования и устойчивого существования проблем, а также концепция продуцирования изменений и решения этих проблем. Данные положения заключаются в идее о том, что человеческие проблемы создаются способом восприятия окружающей действительности, присущим каждому индивиду, а также поведенческими реакциями, Продиктованными данным восприятием. Подобное утверждение непосредственно вытекает из теории радикального конструктивизма (Watzlawick et al., 1981), согласно которой каждая реальность определяется точкой зрения, которую разделяет индивид, когнитивной обработкой этой реальности и типом языка, который он использует для сообщений об этой реальности себе самому, другим людям и окружающему миру.[23]

В результате внесение изменений и решение личных или межличностных человеческих проблем должно непременно пройти через изменение способов восприятия окружающей среды и реакций на нее. Если изменяются только поведенческие реакции, то в этом случае вызывается лишь поверхностное изменение или, как утверждает Вацлавик, изменение 1-го типа. Такое изменение не разрушает систему, а лишь частично модифицирует ее внутреннее функционирование на временном и пространственном уровне. Очевидно, что в этом случае через некоторое время система восстанавливает свое прежнее равновесие, и проблема, подвергшаяся лишь поверхностным изменениям, вновь дает о себе знать.

Введение изменений в способы восприятия индивидом окружающей действительности затрагивает не только когнитивные аспекты восприятия, но еще в большей степени затрагивает эмоциональные аспекты. Это означает, что данный тип изменения не может ограничиваться одним лишь когнитивным реструктурированием способов восприятия и реакций индивида. Необходимо также провести реструктурирование, которое затрагивает эмоциональную сферу с помощью альтернативного пережитого опыта, провоцируемого терапевтическим вмешательством. Тем самым подвергается изменению функционирование всей системы восприятия окружающей действительности и реакций на нее.

После такого первоочередного изменения у индивида формируется также и на сознательном когнитивном уровне способность к контролю и управлению ситуациями, которые раньше он воспринимал как угрожающие и неконтролируемые.

Кроме того, мы считаем, что реальное изменение нефункциональной ситуации может быть вызвано только в том случае, если терапевтическое вмешательство будет способно обойти сопротивляемость к изменениям, типичную для любой системы,[24] создавая конкретный опыт альтернативного восприятия действительности и реакций на реальность, которая раньше воспринималась как проблемная.

На операциональном уровне непосредственным следствием данных утверждений является выбор интерактивных способов терапевтического вмешательства способных побуждать пациента к переживанию конкретного перцептивно-реактивного опыта, который позволил бы ему совершить качественный скачок, необходимый для изменения его отношений с проблемной действительностью. Этот вид терапевтического взаимодействия основан на применении техник суггестивной коммуникации, «доброкачественного обмана», парадоксов и поведенческих ловушек. Как было продемонстрировано в предыдущих главах, эти обходные маневры способны привести пациента к переживанию альтернативного опыта восприятия и реакций на «угрожающую» действительность таким образом, чтобы он не мог полностью осознавать этого в тот момент, когда он переживает данный опыт. Основным обходным маневром при первых терапевтических ходах обычно является «отвлечение внимания» пациента, смещение его с предпринимаемых попыток решения проблемы на другие реакции, которые управляются терапевтом в суггестивной манере. После того как пациент переживет первый конкретный опыт изменений в собственной симптоматике (независимо от того, произошло ли оно под влиянием внушения или в силу действия терапевтической «ловушки»), в результате он в любом случае осознает тот факт, что ему удалось сделать что-то, что он до этого считал невозможным.

Стало быть, в краткосрочной стратегической терапии сначала изменяется конкретная реальность, с которой экспериментирует пациент, и только после подобного изменения терапевт работает над осознанием этого факта пациентом. В этом мы пересекаемся с принятым в древней восточной философии положением о победе при помощи обмана: «для того чтобы быть эффективным, обходной маневр должен быть замаскированным». Можно раскрывать трюки только после того, как они произвели желаемый эффект.

При сравнении данной терапевтической процессуальности с той, что принята в традиционных психотерапевтических подходах, представляется очевидным тот факт, что в нашей модели последовательность задаваемых целей выстраивается в обратном порядке. Действительно, в большинстве психотерапевтических подходов принимается предпосылка, согласно которой изменения вызываются в результате процесса постепенного осознания пациентом собственных проблем и причин, которые их вызвали: достижение так называемого инсайта. В стратегической краткосрочной терапии инсайт не предшествует изменению, а наоборот, следует за ним. Другими словами, в традиционных терапевтических подходах теоретические положения, относящиеся к изменению, основываются на эпистемологической концепции прямолинейной причинной зависимости и постепенности изменения, в то время как в краткосрочной стратегической терапии теория изменения основана на эпистемологической концепции круговой причинной зависимости и прерывистости изменения. В силу подобного различия эпистемологических предпосылок, для традиционного подхода необходимо осознание пациентом маневров, используемых для достижения изменений, в то время как со стратегической и конструктивистской точки зрения такое осознание не только не является необходимым, но даже препятствует достижению целей, поскольку повышает сопротивляемость системы к изменениям. Следствием данного эпистемологического различия становится операциональное различие, которое, по нашему мнению, в еще большей степени отличает стратегический подход от всех других форм терапевтического вмешательства. Как уже подробно описывалось в ранее опубликованных работах (Watzlawick, 1974; Нардонэ, Вацлавик, 2006), данные теоретико-прикладные утверждения являются прямым следствием применения современного развития эпистемологии и естественнонаучных исследований к области клинической психологи и психотерапии.