Лейтенант смотрел на Джо и, казалось, готов был испепелить его взглядом. Ему очень хотелось дать волю гневу, но он сдержался. И повернулся всем своим большим телом к телевизионщикам.

— Живо убирайте отсюда всю эту бодягу! Слишком долго вы тут, ребята, копаетесь.

Один из телевизионщиков крикнул через плечо:

— Ещё несколько минут, шеф!

Лейтенант в два прыжка очутился рядом с ним.

— Вы меня слышали? Убирайтесь сейчас же! — Всё ещё разгорячённый стычкой с Патрони, лейтенант пригнулся к нему, и телевизионщик съёжился.

— О'кей, о'кей! — Он поспешно замахал своей группе, и переносные прожекторы потухли.

— Поставить эти два грузовика, как были! — Слова команды пулемётной очередью слетали с губ лейтенанта. Полицейские кинулись выполнять его приказания. А сам он подошёл к Патрони и жестом показал на перевёрнутый фургон: он явно решил, что полезнее иметь Патрони в качестве союзника, чем противника. — Мистер, вы по-прежнему считаете, что нам надо оттаскивать его на обочину? Вы уверены, что мы не сумеем поставить его на колёса?

— Сумеете, конечно, если хотите забаррикадировать дорогу до рассвета. Вам ведь надо сначала разгрузить фургон и только уже потом…

— Знаю, знаю! Забудем об этом. Оттащим его на обочину, а об ущербе будем думать потом. — И, указав на длинную череду застывших в неподвижности машин, лейтенант добавил: — Если хотите рвануть отсюда, как только освободится дорога, выведите машину из своего ряда и подгоните сюда. Дать вам сопровождающего до аэропорта?

Патрони кивнул:

— Спасибо.

Через десять минут последний крюк тяги был укреплён. Тяжёлые цепи протянулись от одного из аварийных грузовиков и обмотались вокруг осей перевёрнутого автокара; прочные тросы соединяли цепи с лебёдкой на аварийном грузовике. Цепи со второго грузовика подсоединили к прицепу, а третий грузовик поставили за прицепом, чтобы толкать фургон.

Шофёр автокара, пострадавший лишь незначительно, хоть он и перевернулся вместе с машиной, тяжело вздохнул, глядя на происходящее.

— Моим хозяевам это не понравится! Машины-то ведь совсем новенькие. А вы превратите их в лом.

— Только доделаем то, что ты начал, — заметил молодой полицейский.

— Ну ещё бы! Вам-то всё равно, а я потерял хорошую работу, — угрюмо буркнул шофёр. — Может, теперь попробую чего полегче — скурвлюсь и пойду в полицию.

— А почему бы и нет? — осклабился полицейский. — Ты ведь уже и так скурвился.

— Как считаете, можно приступать? — обратился лейтенант к Патрони.

Джо кивнул. И пригнулся, проверяя, хорошо ли натянуты цепи и тросы.

— Только потихоньку, не спеша, — предупредил он. — И сначала тяните автокар.

На первом грузовике заработала лебёдка; колёса грузовика заскользили по снегу, шофёр прибавил скорости, чтобы натянуть цепь. Передняя часть перевёрнутого транспорта застонала, сдвинулась фута на два, отчаянно скрежеща металлом, и снова застила.

Патрони замахал рукой:

— Не останавливайтесь! Сдвигайте с места прицеп!

Цепи и тросы, соединявшие ось прицепа со вторым грузовиком, натянулись. Третий грузовик придвинулся к самой крыше фургона. Колёса всех трёх грузовиков скользили по мокрому, уже плотно утрамбованному снегу. Автокар и прицеп сдвинулись ещё фута на два под нестройное «ура» стоявшей вокруг толпы. Телевизионщики снова заработали; свет их прожекторов создавал дополнительное освещение.

На дороге — там, где прежде лежал фургон, — осталась широкая, глубокая вмятина. Автокар и прицеп вместе со своим грузом были уже серьёзно повреждены, крыша на прицепе с того боку, который протащили по шоссе, смялась. Цена, которую придётся заплатить — страховым компаниям, конечно, — за то, чтоб побыстрее восстановить движение на шоссе, будет немалая.

Два снегоочистителя работали по обе стороны поваленного автокара с прицепом, расчищая накопившиеся со времени аварии сугробы. К этому времени и машины и люди уже были в снегу — и Патрони, и лейтенант, и полицейские, — словом, все, кто находился под открытым небом.

Моторы грузовиков снова взревели. Из-под колёс, скользивших на мокром, утрамбованном снегу, шёл дым. Медленно, величаво перевёрнутая махина сдвинулась на два-три дюйма, потом на два-три фута и съехала к дальнему краю дороги. Прошло всего несколько секунд, и фургон перегораживал уже не четыре, а лишь одну полосу на шоссе. Теперь три грузовика без труда сдвинут автокар на обочину.

Полицейские засигналили фонариками, готовясь рассасывать грандиозную пробку, на что у них уйдёт, наверно, не один час. Гул самолёта, пронёсшегося над головой, снова напомнил Патрони, что главная его забота — впереди.

Лейтенант полиции, к которому он подошёл, снял фуражку и стряхнул с неё снег. Потом кивнул Патрони:

— Теперь ваша очередь, мистер, поезжайте.

С обочины на шоссе вырулила патрульная машина. Лейтенант ткнул в неё пальцем:

— Держитесь за машиной. Я сказал им, что вы поедете следом, и велел побыстрее проложить вам дорогу в аэропорт.

Патрони кивнул. Когда он уже садился в свой «бьюик», лейтенант крикнул ему вслед:

— Эй, мистер… Спасибо.

Капитан Вернон Димирест отворил дверцу шкафа, отступил на шаг и протяжно свистнул.

Он стоял на кухне у Гвен Мейген, в «Квартале стюардесс». Гвен всё ещё не вышла из душа; дожидаясь её, Димирест решил приготовить чай и в поисках чашек и блюдец открыл шкаф.

Все четыре полки перед ним были плотно уставлены бутылочками. Это были маленькие бутылочки вместимостью в полторы унции, какие авиакомпании выдают пассажирам в полёте. Над большинством этикеток была наклеена марка авиакомпании, и все бутылочки были не откупорены. Быстро произведя в уме подсчёт, Димирест решил, что их здесь штук триста.

Он и раньше видел казённое вино в квартирах стюардесс. Но никогда не видел в таком количестве.

— У нас есть припасы ещё и в спальне, — услышал он за спиной весёлый голос Гвен. — Мы собираем для вечеринки. По-моему, достаточно набрали, правда?

Он не слышал, как она вошла, и обернулся. До чего же она хороша и свежа; с тех пор как начался их роман, всякий раз при виде её он испытывал восхищение. В такие минуты, как ни странно, он, обычно уверенный в своём успехе у женщин, удивлялся, что Гвен принадлежит ему. Она была в узкой форменной юбке и блузке, которые делали её совсем юной. Её живое лицо с высокими скулами было слегка запрокинуто, густые чёрные волосы блестели в электрическом свете. Тёмные глубокие глаза с улыбкой и нескрываемым одобрением смотрели на него.

— Можешь поцеловать меня, — сказала она. — Я ещё не намазалась.

Он улыбнулся: чистый мелодичный голос с английским акцентом придавал ей ещё больше очарования. Подобно многим девушкам, окончившим дорогую английскую частную школу, Гвен усвоила всё благозвучие английских интонаций. Порой Вернон Димирест нарочно втягивал Гвен в беседу — с единственной целью насладиться звучанием её речи.