Она смотрит типа с удивлением и говорит: в подвале? С чего ты взял? Мой папа работает учителем, мама тоже учительница. Мы живем недалеко отсюда в коттедже. Мне повезло, что я не живу в большом микрорайоне. Вообще это, может, немного инфантильно, но я завела себе двух волнистых попугайчиков. Это умная и общительная птица родом из Австралии, где на свободе она живет в больших стаях. В Польше волнистый попугай — одна из самых популярных домашних птиц. Она небольшого размера, уход за ней не обременителен, а самец легко поддается обучению и повторяет разные звуки. Клетку нужно убирать ежедневно, хотя это занятие несколько монотонно.

Тут, пока я слушаю все эту тягомотину, я решаю перейти к решительным действиям, провести массированный удар, налет, десант. Поэтому я ей говорю, что она очень начитанная, хотя звучит это так, как будто я сказал, что пусть она не обижается, но сейчас я ее убью.

— Спасибо, — говорит она, — спасибо, Анджейка, но я должна тебе честно признаться, что, несмотря на твои чувства, мы пока останемся просто друзьями. Я не хочу знакомиться с новыми парнями, пока все не утрясется. Но это не значит, что мы не можем стать хорошими друзьями. Кстати, у меня тут возник к тебе один небольшой вопрос, ты, случайно, не знаешь, где Каспер?

Тут я пускаю в ход камни и карабины против каштанов — вооруженная до зубов, жаждущая мести армия захватчиков с разгона наступает Алисе прямо на ногу в ортопедической сандалете.

— Понимаешь… — говорю я, глядя то на нее, то в свой пустой бокал. И хотя явно не следует дотрагиваться до нее даже палкой через одежду, потому что можно заразиться опасной токсической болезнью через кофту типа водолазка или еще какой-нибудь дрянью похуже, я понимаю, что как особь мужского пола в возрасте, способствующем размножению вида, я должен это сделать. Поэтому я говорю грустно и типа смущенно: понимаешь, Аля. Я могу так тебя называть, Аля? Мне тяжело это говорить, но с такой девушкой, как ты, я хочу быть честен. Каспер — опасный преступник, насильник. «Вампир из Мухосранска-2», эротический триллер США, точка. Полное извращение, неестественная тяга джорджа к женщинам беззащитным и чистым, как ты. Это все, что я могу тебе сказать, потому что это не тема для разговора за пивом и чипсами. Шутки кончились, это уже не выговор от директора и административный штраф десять злотых в рассрочку.

На горизонте наблюдается глубокий шокинг и внезапное увядание ее лица, которое кукожится в направлении пола. Тут я поддаю жару, продолжая триумфальный поход шовинистической мужской армии по пальцам девичьих иллюзий. Древко знамени вбито в ортопедический сандаль, международный джордж гордо лопочет на ветру и показывает факью.

— Знаешь, Аля, мне неприятно тебе это говорить. На первый взгляд Каспер как Каспер. Ничего особенного. А на нем десять лет условно висит, судебный исполнитель по пятам топчет, плюс неурегулированные отношения с армией, алименты по всей стране. Массовое производство левых внебрачных детей на каждом шагу. Он куда ни ступит, тут же сварганит какого-нибудь беспризорного ребенка. По инерции. Ты же видела, когда шла в туалет, как он на тебя смотрел. Я, едва тебя увидел, сразу почувствовал, что ему только одно от тебя надо, а что именно, ты знаешь сама, и я тоже знаю.

Спектакль на тему мученичества и борьбы польского народа закончен, стихотворение о жертвах восстания прочитано, можно сесть и спокойно закурить. Довольный собой, как стадо слонов, я вынимаю сигарету. Выпавшая в осадок Аля смотрит на меня так, будто только что прочитала в настенной газете у себя на лестничной клетке, когда возвращалась домой, что завтра она собственноручно умрет и решение обжалованию не подлежит. Вдруг она начинает смеяться явно напоказ и говорит мне что-то в том стиле, что я пошутил очень неудачно.

— Ты можешь смеяться, но я говорю серьезно, — отвечаю я довольно угрюмо. — Есть доказательства, куча доказательств, куча женщин плачет от него по ночам. Только в нашем городе по крайней мере с десяток, а в Польше сотни, в том числе пятьдесят из них русские. Потому что он, извиняюсь за выражение, обычный извращенец, разносчик мастерски скрываемых отклонений от нормы, типа останемся друзьями, останемся друзьями, а на самом деле ему только одно нужно, впрочем, тебе хорошо известно, что именно.

— Ты это шутишь так, Анджейка?.. Ты, наверное, просто прикалываешься… — говорит она, хотя лучше бы ей помолчать, потому что, говоря это, она бледнеет и выглядит еще хуже, чем раньше, ни дать ни взять побывавшая в стирке фотография с ее студенческого билета, на которой выбелились и расплылись особые приметы и черты лица. Она зависает на своей заколке «Закопане 1999», как потрепанная подшивка бумаг, которая из последних сил держится, чтобы не разлететься по ветру.

— Да говорю же я тебе, это точно, я уверен в этом на сто пудов, как в собственном имени, фамилии и девичьей фамилии моей матери, — отвечаю я ей грустно. — Мне это известно из первых рук. Хорошо, что он ушел. Мы остались одни и можем спокойно поговорить. А он свою фабрику внебрачных детей с неправого ложа пусть устраивает в другом месте, пусть найдет себе для этих целей какую-нибудь левую герлу, пустую и глупую, не такую, как ты. Потому что он тебя не стоит, — добавляю я в рамках эротических фантазий, поскольку знаю, что нажал на нужную кнопку и процесс пошел.

— Ничего себе! — говорит она, глядя прямо перед собой, и пьет из бутылки из-под воды, хотя там давно уже ничего нет. — Если бы я рассказала об этом своей маме, то до двадцати одного года мне запретили бы выходить из дому. Может, даже смотреть в окно. Я все никак не могу поверить, что этот мерзавец хотел меня так вероломно обмануть, возможно, он собирался продать меня в Германию. А ведь был такой обходительный, такой внимательный. Ты прав, пару раз он пытался угостить меня сигаретой. Это должно было меня насторожить, ведь женщины не курят. Табачный дым убивает нерожденных младенцев, убивает кровяные шарики в крови, оказывает пагубное воздействие на дыхательную систему. Статистика говорит сама за себя, и тебе, Анджей, я тоже советовала бы бросить эту гадость ко всем, как говорится, чертям. Подумай сам. Его зовут Анджей и так далее, он не курит. Прости, но я расскажу тебе один случай, который должен заставить тебя еще раз обдумать свою позицию в этом вопросе. Мой папа тоже когда-то курил, и это была его ошибка. Так продолжалось в течение двадцати лет, а потом он заболел. Ни с того ни с сего. И ничего не помогало, ни банки, ни витамины, в конце концов пришлось согласиться на антибиотики. И тогда он сказал себе: нет. Больше я не буду себя травить, у меня жена, две очаровательные дочери. И бросил. С тех пор он ежедневно сосет леденцы. Мятные. Мама недовольна, потому что это обходится недешево. Даже при оптовой покупке.

Тут я немного поозирался по сторонам; уже четыре часа. Ну, значит, мы успеем управиться до того момента, когда вспыхнут прожекторы, загремят фанфары и Магда расскажет, что она думает по поводу своей любимой погоды. Но тогда уже все будет кончено, вся эта сраная война под названием «Возжелай жену ближнего своего». Проверка работоспособности джорджа и умения крепко жмурить глаза будет уже за спиной. А результат этой войны предрешен. Я — плюс две диоптрии, Каспер — минус ноль целых пять десятых.