Пока мы раздевались в холле, мисс Биттлстоун взбежала по лестнице, а мама сказала:

– С сожалением узнала, что ваша дочь нездорова.

Хозяйка замка Куэнс покачала головой и проводила нас в гостиную со словами:

– Бедная чувствительная деточка пережила потрясение.

Да, пострадали самые чувствительные места: ее тщеславие и амбиции!

Комната была светлая и просторная, и в камине весело пылал огонь. Мы расселись на диванах, расставленных по комнате, и Гвиневер села рядом со мной.

Мама затараторила:

– Как мило с вашей стороны пригласить нас, миссис Куэнс, и я сожалею, что мы не можем ответить вам тем же, потому что наш дом все еще не готов.

– Пожалуйста, не извиняйтесь, – величественно произнесла миссис Куэнс. – Я все понимаю. Мой дом был в ужасном состоянии, когда мы сюда переехали из Бата два года тому назад.

Бат! Подтверждение – хотя оно мне не требовалось, – что рассказ мисс Биттлстоун был про Куэнсов.

Без всякого предупреждения миссис Куэнс занялась мной.

– Мистер Шенстоун, я польщена, что вы уделили немного своего драгоценного времени моей дочери и мне.

Я прикрылся удобной банальностью:

– Наша прогулка сюда была удовольствием, миссис Куэнс. Я люблю гулять.

– По ночам? – спросила она.

Странный вопрос! Какое дело ей до этого? Мне показалось, что правды она не заслуживает.

– Я никогда не выхожу из дома после заката, миссис Куэнс. По вечерам я сижу дома и пиитствую[8].

У нее глаза выкатились из орбит.

– Чем вы занимаетесь? Пьянствуете?

Вот ведь глупая старая стерва. Пораженный ее невежеством, я не сумел скрыть улыбку и сказал:

– Пиитствую. Это от греческого и означает «вдохновенно писать». Хочу сказать, что я читаю, думаю и пишу.

Эту информацию миссис Куэнс восприняла безо всякого воодушевления. Видимо, все новое пролетало мимо ее ушей. Потом она тяжело и пристально посмотрела на меня и потребовала ответа:

– Как давно вы приехали сюда?

– Всего более двух недель тому назад.

– Не соблаговолите ли напомнить название учебного заведения, где вы учитесь?

– Харроу, – сказал я.

Она кивнула, словно я подтвердил какое-то мрачное подозрение. Потом резко отвернулась, словно птица, уронившая червячка из клюва, и обратилась к маме.

С этого момента она больше ни слова мне не сказала, но несколько раз я замечал, что на меня она поглядывает с выражением глубокой неприязни и поджимает губы, словно думает о чем-то.

Мне хотелось послушать, что она говорит, но, к сожалению, Гвиневер начала болтать о каких-то пустяках.

Я расслышал, как миссис Куэнс сказала что-то про «деревенских животных» и о «краске».

Гвиневер заметила, что я рассеян, и стала хмуриться. Она сказала:

– Как вы думаете, кто делает эти ужасные вещи?

Я пожал плечами. Через минуту она повысила голос и произнесла, не обращая внимания на то, что ее мать разговаривает:

– Мама, не забудь про билеты.

– Ты совершенно права, моя дорогая, – доброжелательно сказала ее мать.

Парадокс! Властная миссис Куэнс становится нежной и теплой, словно воск, в руках дочерей. Полагаю, она видит в них себя, воплощение своего безграничного эго.

Евфимия начала говорить о том, как сильно мечтает о бале. Сестра узнала, что Куэнсы поедут в своем экипаже, и была рада тому, что им будет очень удобно в нем. Ведь в экипаже, как с удовольствием сообщила хозяйка дома, могут расположиться шесть человек. Мне стало ясно, к чему клонила Евфимия, и постепенно глуповатая миссис Куэнс тоже почуяла приближающуюся опасность. Эффи упомянула, что сильно боится доверить себя и мамочку незнакомому извозчику, нанятому в Торчестере.

В итоге миссис Куэнс дала достойный отпор:

– Вы с вашей мамой могли бы прекрасно доехать вместе с нами, но сложность состоит в том, что лошади слишком устанут по дороге в Херрианд Хауз.

Евфимия отразила атаку:

– После всей бальной суеты и восторгов пешая прогулка обратно будет удовольствием.

Миссис Куэнс вывесила белый флаг капитуляции, и сестра с мамой поблагодарили ее. Стало быть, у нас экономия на экипаже и гостинице. Умница Эффи! Хотя мне было немного стыдно. Миссис Куэнс предоставила билеты, а Евфимия деньги за них.

Потом Эффи, благослови ее господь, сказала:

– Случилось так, что мой брат будет здесь в день бала, поэтому была бы вам очень благодарна за льготный билет для него.

Миссис Куэнс метнула в меня взгляд, полный нескрываемого отвращения, и протянула три билета со словами:

– Боюсь, в экипаже для мистера Шенстоуна места не хватит.

* * *

Тону в твоих янтарных глазах.

* * *

Гвиневер, Гвиневер, Гвиневер! Вспоминаю, как она сидела рядом со мной. Золотые волосы ниспадали ей на спину. Сколько девушке лет? Слишком молода, чтобы думать о ней.

[Это первое из анонимных писем, которые когда-то были вклеены в дневник в определенных местах. Адресовано Энид Куэнс. Прим. ЧП.]

Ты шлюха думала што слишком хороша для нас когда кривлялась в своих распахнутых по пояс нарядах штоп он тебя заметил трясла своими толстыми титьками как было в Бате когда ты хотела поймать своего полоумного лорда.

Твоя стерва мамаша думает што тебе кого попало не надо а только племянника герцога.

Хотела захомутать ево священым браком. Он не захотел засунуть своего петуха в тебя корову предпочел шлюху. Ты заставила ево трахать тебя ты грязная потаскуха. Ты брала ево полено в свои грязные руки и засовывала в себя.

А теперь видиш куда угодила. Спряталась но все знают правду о тебе.

ха ха ха

Мучитиль

Проклятый День Святых Младенцев[9]! Сегодня вечером придется пойти в церковь.

За завтраком я спросил Евфимию, что она сегодня собирается делать, и сестра сказала, что собирается, как обычно, в Трабвел. Но ничего обычного нет в том, что она тащится в любую погоду к умирающей старухе, чтобы с ней посидеть. Уверен, здесь что-то большее, чем она говорит. Подозреваю, что она что-то задумала, и хочу за ней проследить.

Пять часов

Когда сестра вышла из дома, я следовал за ней пару сотен ярдов. Не успела она дойти до конца нашей улицы, как со стороны деревни появился высокий мужчина. Весьма ожидаемо. По его росту я понял, что это был Давенант Боргойн, хотя подобраться ближе, чтобы разглядеть лицо, я не смог, и, похоже, он больше не хромал. Они свернули в сторону Бэттлфилд и медленно пошли к Монумент Хилл, а там я вдруг потерял их из виду.