На зубах еще скрипели остатки мела, и я зашел умыться к Глафире Африкановне. У нее в спальне настоящий Мойдодыр, как в мультике: умывальников начальник и мочалок командир. Нос – блестящий бронзовый кран, брови – полочки для мыла, на месте мозгов – бак, и в нем свежая вода. (Тетя Света любит показывать экскурсантам, как открывается кран и льется вода – и все удивляются, словно ничего подобного не видели.) Я умылся, почистил рубашку столетней щеткой, стряхивая остатки мела, и повертелся перед зеркалом. Не сказать, что много разглядел, но хоть успокоился: вроде чистый, не насмешу брата и тетю белой клоунской физиономией…

В зале народов Забайкалья я заставил себя остановиться над стеклянным гробом воина. Под шлемом чернели пустые глазницы, отблескивал крутой изгиб скулы – кажется, кости покрыли лаком. Я не чувствовал опасности, но верил ведьмаку: невидимая и смертельная, как радиация, от скелета струилась темная сила. Может, он и вправду тянул руки к Жеке? Но тогда почему не тянет ко мне?

Еще с лестницы я услышал тети-Светин голос:

– Крылатая пехота!

– Это мы! – кряхтел в ответ Жека, словно штангу поднимал.

– Наш девиз…

Жека – уже чуть слышно:

– Если не мы, то кто-о-о?

Дверь в нашу комнату была распахнута, и на ней, как на турнике, висел брат. Красный, на глазах слезы – сразу видно, что держится из последних сил. Тетя Света стояла рядом и вместо того, чтобы гнать племянника в постель, занималась психологической подготовкой:

– Не спрашивай, сколько врагов!

– Спрашивай, где они, – стонал Жека.

– С неба…

– …в бо-ой!

Проблеял так, и руки разжались. Упал мой Жека, но сразу вскочил и – к дверному косяку. Встал спиной, выпрямился. Тетя приложила линейку ему к макушке и объявила:

– Мало висел.

Над линейкой чернела карандашная черточка, поставленная месяц назад, наутро после нашего приезда. Жекина макушка не доставала до нее сантиметра три.

Брат стал расти вниз.

Тетя Света быстро успокоилась. Решила, что в прошлый раз измеряла племянника в кроссовках или он встал на цыпочки. Уложенный спать Жека хлюпал в подушку и клялся, что ничего подобного не было.

Отмахнувшись от мелкого, тетя начала строить меня:

– Алексей, я сегодня примерно с обеда пытаюсь понять: ты неустрашимый таежный первопроходец или редкий сачок?

Ничего себе вопросик!.. И почему – с обеда, если мы с утра не виделись? Может, Фома наябедничал?.. Нет, Фома из деревни помчался к врачу. Не в музей же со сломанным пальцем…

– Не могу до тебя дозвониться, – налюбовавшись моей растерянностью, продолжала тетя. – Постоянно «абонент недоступен». Вот я и гадаю: то ли ты бродишь по тайге со своим ведьмаком, то ли отключаешь трубку, чтобы тетка не припахала тебя в музее?

– Аккумулятор в мобилке сдох, – объяснил я.

– А… Трамвай сошел с рельсов и упал дверями вниз!

– Что, правда? Почему меня не позвали?! – влез Жека. Вот любопытный – даже плакать перестал.

– Мы так в универе отмазывались. Мобилки тогда были редкостью, а трамваев полно, – объяснила тетя.

Я промолчал. Аккумулятор перестал держать заряд после нашей встречи с призрачным поездом, но кто в это поверит? Покажешь мобилку тете, она скажет: «Сам забыл зарядить», – и опять я буду виноват. Нет, лучше не оправдываться.

– Меня ждут на раскопе, – сообщила тетя. – Тон-Тон присылал за мной машину. А я отправила ее назад, потому что не знала, когда ты вернешься и вернешься ли вообще.

– Они там вырыли главного скелета, – вставил Жека.

– Чингисхана?! – охнул я. Вот отчего беспокоился ведьмак!

Тетя пожала плечами:

– Вряд ли. Просто хана какого-то, их командира…

– А тебя зачем вызывают?

– Сама удивляюсь! Тон-Тон – целый доктор наук. У него в помощниках аспиранты и студенты. У него деньги, чтобы всем платить. А я всего-навсего краевед, спасаю старые комоды с помоек… Почему он приглашает меня на все важные находки?.. – Тетя удивленно развела руками и подмигнула нам с Жекой. – Может, потому, что захоронение в тайге открыла для науки я?!

Думаю, что про себя тетя кричала и плакала от обиды. Ведь сколько лет искала эти скелеты, сколько сил угробила! Наконец нашла! Ура! Откопала!.. Посмотрела, пофоткала карманной «мыльницей» и… снова закопала.

А что было делать? Бросать на раскопки весь личный состав музея: экскурсовода Таню и уборщицу?.. Допустим, подтянула бы тетя своих кружковцев – они вряд ли хуже студентов, которые сейчас помогают Тон-Тону. Но у Тон-Тона еще и специалистов полно. Целый доктор наук занимается только тем, что отмачивает в вонючих растворах древнее оружие. Оно неплохо сохраняется в слежавшейся за века земле, но с бешеной скоростью ржавеет на воздухе. Растворы консервируют историческую ржавчину и не дают ей расползаться. А у тети ни доктора, ни денег на растворы…

И пришлось ей звать на готовенькое Тон-Тона (кажется, они учились вместе). Тот уже напечатал в научном журнале статью о прошлогодних раскопках. В самом начале поблагодарил директора Ордынского краеведческого музея С. В. Тетерину – вот и весь тетин след в большой науке.

Тон-Тону было неловко, что тетя Света оказалась в стороне от собственного открытия, он и приглашал ее на раскопки. А она ездила и клянчила экспонаты для музея. Такая хомячиха!..

Тетя посмотрела на уникальные ходики (их в директорской квартире восемь штук, но мы заводили только одни), подумала и вынесла решение:

– Сегодня ночуете втроем!.. А где Собакин?

– Мышковать отпросился, – сказал Жека.

– Жаль. Единственное разумное существо в вашей шайке… Ладно, есть у меня робкая надежда, что вы и без собачьего присмотра не устроите пожар, наводнение и землетрясение. Часов до пяти утра продержитесь?

– Больше терпели, – мужественно сказал Жека.

– Вот и ладно. Пять – крайний срок, а так постараюсь вернуться пораньше. Надо же поспать перед зарядкой…

Отменять зарядку десантная тетя не собиралась.

Как только она ушла, Жека бросился к отметине на дверном косяке. Тетя сказала ему, что вечером люди становятся немного ниже, оттого что хрящи в позвоночнике сжимаются. А полежишь в постели, они разожмутся.

Жека измерил себя ладошкой – нет, отметина все равно выше. Мало лежал, наверное. Он повисел на двери, чтобы позвоночник вытянулся. Повторил измерение – то же самое. Тогда Жека сказал серьезно-серьезно и грустно-грустно:

– Я знаю, вы не верите. А что, по-твоему, это? – И показал дырку от вырванного зуба. Там виднелся крохотный белый зубок и на нем, в том же месте, где было дупло, – черная точка.