– Он был в маске.

– Запах. Манера двигаться. Возбужденное дыхание, руки на теле. Женщины такое запоминают надолго.

– Не уверен… Она парализована страхом.

– Юлина сильная девочка. Со временем пройдет.

– Возможно, возможно… сильная – это да. Ей удалось его поранить.

– Как это?

– Ткнула в плечо заколкой для волос. До крови. И смогла убежать. Думаю, это спасло ей жизнь.

– Так чего же проще? Ищите раненое плечо!

– Это, вообще-то, дело полиции.

– Расскажи всем, что напал на след. Всем и каждому. Он испугается и больше на такое дело не пойдет.

– Может быть… – прост задумчиво кивнул, – может быть, и не пойдет.

24

Прост собрался в лавку в Пайале и попросил меня его сопровождать. Если ярмарка в Кенгисе кончилась, где, как не в лавке, узнаешь последние деревенские сплетни? Здесь часами толклись любопытные – а вдруг какая-то новость? Кого-то поймали на разврате, кто-то подрался, кого-то обокрали. Братья перессорились, кто-то заболел, кто-то, упаси Господи, помер ни с того ни с сего. И уж конечно, на все лады обсуждали Юлину. Надо же – насильник ее чуть не удушил! А за каким лешим она поперлась на эти танцы? Сидела бы дома, как порядочная девушка. А может, – шепотом – ее же парень? Надоело ходить на коротком поводке, вот и не выдержал, решил взять свое.

Прост, кое-как отвечая на поклоны, подошел к лавочнику.

– Карандаши, – коротко сказал он. В лавке оказалось два сорта, он заплатил и за те и за другие. – А сапожной мазью богаты?

Лавочник Хенрикссон открыл небольшой бочонок, и лавка сразу наполнилась острым запахом скипидара.

– Самые лучшие отзывы. Водоотталкивающая, – значительно произнес он и сделал жест бровями. Поднял, опустил и подмигнул – мол, этот секрет сообщаю только вам. Из уважения.

Прост сунул палец в бочонок, поднес к своему носу, потом к моему, вытер и сунул платок в карман.

– Цена высоковата.

– Настоящий гуталин. Высшего качества! Никогда не протухнет. Думаю, господин духовный отец вполне может себе позволить, – льстиво произнес лавочник.

– Значит, не каждый? Только обеспеченные господа… могут себе позволить, как вы выразились?

– Сам господин заводчик смазывает нашим гуталином. И ваш собственный пономарь – я знаю точно, у него особые сапоги для службы. Но поглядите-ка – к нам господин исправник!

В лавку вплыл исправник Браге и холодно кивнул просту.

– Вот господин прост сомневается насчет сапожной мази… Скажите, господин исправник, а вы довольны нашим гуталином?

– Как идет расследование? – спросил прост намеренно громко, чтобы лавочник наконец замолчал и навострил уши.

– Идем по следу, – важно сообщил Браге.

– Есть ли что-то, что люди должны знать уже сейчас?

– Похоже, какой-то бродяга. Не из наших краев. Люди видели.

– Да? А разве бродяга… – Прост покосился на лавочника. – Разве бродяга может себе позволить смазывать сапоги дорогим гуталином? На юбке Юлины следы именно такой мази. Вы же наверняка обратили внимание.

Исправник не нашелся что ответить.

– Но вы же осмотрели ее одежду? – неумолимо продолжил прост.

– Само собой, само собой.

– Так что вы знаете, что насильник ранен…

– Ранен?

– Да…так называемая колотая рана. Юлине удалось ударить нападавшего заколкой для волос. В левое плечо. Его кровь на ее блузке. Хорошо, если люди будут знать. Колотая рана левого плеча.

– Да, разумеется…

– Она вряд ли успела зажить.

– Неужели господин прост перетряс ее грязные тряпки? – насмешливо произнес исправник.

– Конечно. Но вы же тоже это сделали. Перетрясли тряпки… Можно, к примеру, потребовать, чтобы все прихожане мужского пола показали левое плечо. Или у вас есть какие-то особые доказательства, что это был нищий бродяга? Не из наших краев?

Как прост ни старался скрыть злорадство, ему это не особенно удалось. Я, во всяком случае, заметил – он же, по сути, уличал исправника в лени и неумении делать свое дело. Все, кто был в лавке, слушали со все возрастающим вниманием. Прост мог бы быть и помягче, но цели своей он достиг: сегодня же об этом разговоре будет знать весь приход.

– К тому же я почти уверен, что Юлина, как только поправится, сама укажет нам преступника.

– Но он же был в маске?

– Есть особые признаки. – Прост пристально посмотрел на исправника. – Женщины большие доки по части деталей. Мы, мужчины, народ толстокожий. Нам на мелочи плевать, мы их не замечаем, но женщины…

Исправник подошел почти вплотную. Вид у него был угрожающий – не приведи Господи, ударит. Я чуть не насильно вытащил проста из лавки.

– Зачем вы так, учитель?

– Зато теперь каждая собака в приходе знает, что никакой бродяга здесь ни при чем.

– А Юлина? Вы же ее…вы же ее подвергаете опасности!

– Не думаю… Когда все станет известно, преступник поймет, что мы наступаем ему на пятки. Наверняка поостережется.

Мы сложили покупки и двинулись домой. У калитки лавки стояла женщина. Вся в черном, плечи приподняты, будто ей холодно. Судя про всему, давно дожидалась проста – как только завидела, всплеснула руками и бросилась к нему. Из-под платка торчал только острый покрасневший нос. Прост поймал ее похожую на птичью лапу руку и дружелюбно поздоровался.

– Jumalanterve, мир вам и покой.

Женщина попыталась ответить, но не смогла – пробормотала что-то нечленораздельное. Стуча зубами, протянула просту сложенный кусок ткани, но когда тот попытался его развернуть, вырвала и прижала к груди.

– Госпожа себя неважно чувствует? – участливо спросил прост.

– Нет… плохо… не я, не я! Мой мальчик…

– Ваш сын?

Она повернулась и почти побежала. Прост поспешил за ней.

– Расскажите, что вас мучает.

– Мой мальчик очень болен. Очень!

– Да остановитесь же на минутку! Давайте помолимся за вашего сына.

Она, не слушая, ускорила шаг.

– Остановитесь! – сурово скомандовал прост.

Она внезапно послушалась, замерла и повернулась к пастору. Бескровные губы сжаты в узкую, еле заметную полоску. Прост взял кусок ткани из ее ледяных рук. Она не возражала, только обреченно закрыла глаза.

Он развернул – детская рубашонка. Совсем маленькая, на новорожденного.

– Почему вы хотели отдать ее мне?

– Нет… – прошептала женщина.

– Как же – нет? Вы дали мне ее, а потом чуть не вырвали.