Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бакши немного выждала, но я лишь просто смотрела на нее.
— То, что вы задаете всякие вопросы… в первую очередь касательно трагических событий, случившихся в прошлую субботу… Как будто вы до сих пор работаете в полиции.
Необходимость в очередной раз выслушивать одно и то же уже начинала меня раздражать, и я реально не хотела обсуждать эту тему. Так и объявила Бакши открытым текстом.
— Хотя вот что я вам скажу. — Я подалась вперед. — Разве нас всех тут не призывают держаться за то, кем мы некогда были? Что-то типа того. Не напоминают нам, насколько важно помнить, какими мы были людьми, пока не заболели? Просто кажется, будто в один день вы говорите одно, а потом напрочь меняете ориентиры и на следующий день говорите совершенно другое.
Я заметила, как Саша сделала какую-то пометку в своем блокноте, что доставило мне несказанное удовольствие.
— Обычно так и есть, — кивнула Бакши. — Но это может быть опасно, если то, чем вы занимались раньше, изначально и подорвало вашу психику. Еще в самом начале вы сами сообщили мне, что как раз то, что произошло во время вашей работы в Столичной полиции, и явилось тому причиной. Гибель детектива-констебля Джонстона. — Она опустила взгляд на свои заметки, где все про меня расписано. — ПТСР и так далее.
Я не нашлась с подходящим ответом. Поскольку в тот момент думала про Джонно и про всю ту кровь, что струилась тогда у меня между пальцев.
Настал черед Маркуса вклиниться в разговор.
— Алиса… То, что хочет сказать доктор Бакши, это что мыслить так, как мыслит тот, кто работал в полиции, — вполне нормальное явление… это вполне понятно, поскольку ты занималась этим столько лет… Но тебе нужно прекратить вести себя так, как ты ведешь себя сейчас.
Бакши кивнула. Дебби кивнула. Саша кивнула.
— Люди, которые увольняются из органов, используются много для чего в эти дни, многие все равно при деле, — заметила я. — Раскрывают старые висяки, все такое…
— Но только не тогда, когда увольняются по медицинским показаниям. — Бакши опять заглянула в свои записи. — Не тогда, когда они признаются непригодными для того, чтобы вообще когда-либо вернуться к подобной работе.
Я уже была практически готова разбить что-нибудь вдребезги, но не хотела, чтобы они об этом догадались. Вцепилась пальцами в сиденье стула и сделала несколько вдохов-выдохов, пока не почувствовала, что слегка успокоилась.
— А потом, это некрасивое происшествие с каннабисом…
Я улыбнулась, потому что просто не могла удержаться.
«Каннабис»! Это все равно что сказать «фотографический снимок» вместо «фотка» или «беспроводная связь» вместо «вайфай»…
Я попыталась сделать вид, будто малость пристыжена. Я в этом мастер, потому как опыта мне в этом не занимать, порядком натренировалась.
— Понятное дело, что пока прогулки без сопровождения вам запрещены, такого не произойдет, но если подобные ограничения будут сняты…
— Я больше не буду такого делать, — проникновенно заверила я. «То есть вы меня больше никогда не поймаете». — Обещаю.
— Ну что ж, я склонна поверить вам на слово, — промолвила Бакши.
— Я уверен, что она говорит это серьезно, — встрял Маркус.
— Но что представляет собой куда бо́льшую проблему, так это очередное электронное письмо от Эндрю Флэнагана. — Доктор подняла над головой листок с распечаткой. — Насчет еще одного голосового сообщения, оставленного у него на автоответчике два дня назад, поздно вечером.
— Ничего я там не оставляла!
Она принялась зачитывать содержание «мыла», но у меня не было никакого намерения слушать, так что я прикрыла глаза и попыталась подумать о чем-нибудь еще. О каком-нибудь счастливом месте, или о журчащем ручье, или о прочей такой фигне, о которой постоянно бухтят мозгоправы и психотерапевты. С ходу ничего подходящего в голову не пришло, так что я просто вообразила себе самый громкий шум, какой только смогла, и представила себе Энди в геенне огненной.
— Ну так что? — произнесла Бакши, закончив чтение.
Я продолжала держать глаза закрытыми.
— Это определенно неправда. Это… «фейк нюьс»[68]! Опять его обычный газлайтинг, такой же, как и в прошлый раз. Он ненавидит меня за то, что я якобы «напала» на него. — Произнося это слово, я старательно изобразила пальцами кавычки. — Уверяет, будто это я склонна к насилию, тогда как вам стоит посмотреть на кое-что из того, что он любит вытворять в спальне. Могу вам все расписать в мельчайших подробностях, если хотите. Он явно до сих пор зол, и вообще Энди мстительный и зациклился на том, чтобы всеми силами помешать мне выйти отсюда.
Припомнилось, как я тогда шмякнула его бутылкой — это упоительное «блям!» и эта чудесная вибрация, пробежавшая у меня по руке.
— У него наверняка повреждение мозгов.
— Письмо весьма здравое, — заметила Дебби. — Судя по всему, он всерьез озабочен.
Теперь я открыла глаза и жестко уставилась на нее.
— Ну и как там сегодня себя чувствует Шон?
Дебби улыбнулась, словно и ожидала подобного вопроса.
— Единственное, что я слышала, это что он до сих пор молчит как рыба, — не унималась я.
— Тебе прекрасно известно, что нам не разрешается обсуждать вопросы здоровья и душевного состояния других пациентов.
— Алиса… — Бакши выждала, пока вновь не завладела моим вниманием. — Я убеждена, что вы понимаете: в свете всего этого, и, учитывая происшествие с каннабисом, сегодня я не одобрю никакого послабления вашего режима.
— О, в самом деле? — Я встала. — А я-то уже собрала вещички и все такое…
— Но я думаю, что мы можем вернуть вас на базовое пятнадцатиминутное наблюдение и посмотрим, как дальше пойдут дела.
— Ура! — воскликнула я, но уже на пути к двери. Открыла ее, после чего обернулась посмотреть на Сашу, практикантку. — Ну, как попрактиковались? Чему-то это вас научило? Не, серьезно, мне и вправду хотелось бы знать.
Та открыла было рот и тут же закрыла его опять, глядя на Бакши в поисках поддержки.
Выйдя, я громко бабахнула дверью и, уже удаляясь по коридору, выкрикнула через плечо:
— Как сидеть на таких же посиделках на следующей неделе и тянуть из людей жилы?
После обеда и послеобеденной дозы лекарств я все еще пребывала в крайне говенном настроении. Бредя в сторону музыкальной комнаты, заметила Тони, терпеливо сидящего возле тамбура с собранными сумками и имеющего такие же перспективы в ближайшее время выйти отсюда — по милости его несуществующих американских родственников, — как и я сама. Он помахал мне, а я даже не потрудилась помахать в ответ.