- Прости, - пробормотал мне на ухо, не больно сжимая пальцами волосы на затылке. - Ася, не пугайся меня, пожалуйста. И прости.

- Ты злишься на меня?

- Нет, конечно! Я не на тебя злюсь, слышишь? Этот... - он тяжело выдохнул, помолчал немного и снова продолжил: - Мне безумно жаль, что какой-то малолетний ублюдок сотворил это с тобой и твоей семьей. И я не знаю, как на это реагировать. Это… Это чудовищно…

Я совершенно перестала что-либо понимать. Голос Марка звучал виновато, будто он передо мной оправдывался, и от этого становилось ужасно неловко. Как и от тесных объятий, мешающих дышать.

Я подняла руки и несмело положила ладони на торс парня. С моих плеч едва не упала кофта, на он ловким движением перехватил ее и снова укрыл их, обнимая при этом еще сильнее.

- Я - идиот, - выдохнул с едва заметным отчаянием: - Так давил на тебя... Я думал, что это была просто случайность, а ты просто стесняешься шрама и так ведешь себя, потому что думаешь, что все люди вокруг смотрят только на него. Хотел тебя растормошить, доказать, что это - ерунда. А тут... Не удивительно, что ты так боишься людей...

Он снова замолчал, а  я услышала, как скрипнули его зубы.

Снова пробрала дрожь. Я несдержанно всхлипнула и осторожно подняла голову, чтобы случайно не задеть затылком его подбородок.

- Марк... - тихо позвала, сама не понимая до конца, что именно делаю.

Ермилин отстранился от меня, а подбородка коснулись теплые пальцы. Я не видела его лица, но снова понимала, что парень смотрит мне прямо в глаза.

- Ты меня боишься? - тихо спросил он.

Я упрямо мотнула головой. Теперь Ермилин взял мое лицо в обе своих ладони и приблизился. Сухой обветренной кожи коснулось теплое дыхание:

- А боялась?

Кивнула. Сжала губы и несдержанно добавила:

- Раньше. Сейчас ты мне очень нравишься.

Я даже говорить не закончила, а ледяная волна ужаса уже окатила меня с ног до головы. Господи, ну зачем я это сказала?! Какого черта?! Кто тянул меня за язык!?

Я бешено дернулась назад, но Ермилин не отпустил, а наоборот притянул ближе. Сильнее сжал лицо ладонями и прижался губами к моим губам.

Я опешила. Опешила так, что с трудом смогла заново соображать, что происходит. А, когда удалось собрать мысли в кучку, поняла вдруг, что уже давно отвечаю на пронзительный  поцелуй.

Я даже не знала, что Марк так умеет. Нежно, но ярко и настойчиво. Парень будто выкачивал из меня накопленную годами боль, а освободившееся в душе место заполнял своей бешеной энергией, своим теплом и уверенностью. Собой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты тоже мне очень нравишься, Ася, - выдохнул он, когда мы уткнулись друг в друга лбами и тяжело дышали: - И я сейчас чувствую себя последним придурком. Прости.

Я почувствовала прикосновение теплых пальцев к изуродованной коже на шее и замерла. Это был до безумия осторожный и нежный жест, и от этой нежности защемило сердце. Я опомнилась и отдернулась лишь через пару мгновений, но Марк крепко держал меня за плечи другой рукой.

- Ты даже не представляешь, какая ты красивая, - в его голосе появилась улыбка.

Он говорил искренне и не пытался меня успокоить.

И я поверила ему.

Из груди вырвался тонкий всхлип. Марк, не убирая руку от шрама, снова потянулся к губам, а я совсем перестала соображать, с головой отдаваясь поцелую. Правда, его скоро пришлось прекратить, потому что истерика вошла в силу, а несдержанно плакать и целоваться было неудобно.

Ермилин тяжело вздохнул, усадил меня на вторую ступеньку, а сам сел на верхнюю, заключая в кольцо своих рук и крепко обнимая со спины.

- Мы выберемся, - тихо проговорил он мне на ухо. - А когда выберемся, я покажу тебе, что все может быть иначе. Что ты можешь улыбаться, Ася. И что тебе больше не надо ничего и никого бояться.

Он замолчал, а я уткнулась носом ему в предплечье и тихо пробормотала:

- Спасибо.

Солнце нещадно выжигало небо, раскаляло землю и отчаянно застывшие без ветра листья на уставших деревьях. Из-за удушающей жары притихли многие птицы и насекомые, и в лесу воцарилась тишина. Она была бы почти идеальной, но хруст лесного мусора под подошвами кроссовок, треск  впопыхах отодвигаемых веток и тяжелое дыхание разбивали её вдребезги.

Бежать было сложно. На тропинки здесь не было даже намека, а кусты иногда встречались такие частые, что перелезая через них, мы награждали себя новыми глубокими царапинами и рвали одежду.

- Я больше не могу, - я сдалась первой, когда почувствовала, что больше физически не  силах передвигать налившиеся свинцом ноги.

Хрипло закашлялась и прислонилась к широкому стволу старой березы. Сломанная недавней грозой ветка опасно нависала над моей головой и чертила по макушке редкими сережками, но я даже внимания на нее не обратила.

Марк обернулся, а Егор, воспользовавшись передышкой, опустился на корточки и закашлялся, уперев обе руки в живот.

- Ася, давай! – Ермилин рванул ко мне, схватил за предплечье и потянул вперед, но я отчаянно застонала:

- Я, правда, не могу! Марк, прошу тебя, три минуты!

- Нет трех минут! - рявкнул тот: - Спрячемся и отдышимся!

Покрепче перехватил мою ладонь и снова бросился вперед, а я из-за нехватки воздуха так и не смогла возразить, что в подобном темпе до момента, когда мы найдем, куда прятаться, просто не доживу.

На пути снова попался огромный куст, ветки которого болезненно хлестнули кожу, а футболка угрожающе затрещала, попав в плен мелких колючек.

Легкие горели ядовитым огнем, и я уже решила, что ударю сейчас Марка, лишь бы он отпустил меня и позволил всего минуту отдышаться. Перед глазами плясали разноцветные мушки, а воздух не попадал внутрь, словно я разучилась дышать. Я уже размахнулась, но внезапно Ермилин остановился сам. Не заметив неожиданного маневра, я врезалась Марку в плечо, а Егор едва не перекувыркнулся через выкорчеванный пенек, когда парень перехватил его за шиворот.

- Что такое? - прохрипела, вырывая-таки руку и с силой сжимая ладонями колени.