Не любил хамства Александр Борисович. И старался не прощать его. Как и в этом случае.

Но если ты принял такое твердое решение, тогда уж, будь любезен, сам «соответствуй». Проведи новое расследование так, чтоб сразу поняли, с кем связались. Он ведь уже оценил незамеченную Никишовым собственную ошибку: начинал расследование капитаном юстиции, а сейчас таскает погоны майора. За что? За выслугу? Или за умение исполнять указания руководства? Еще в Москве, собираясь в командировку, Турецкий поинтересовался, кто вел расследование на разных этапах, каковы заслуги следователя, и убедился, что тот звезд с неба, определенно, не хватал, и больших дел не вел. И выслуги никакой у него нет. Вот и вывод: поощрили за «утопленное» дело. С этого и начнем, решил Александр Борисович.

По указанию из Москвы Турецкому выделили в прокуратуре отдельный кабинет, «снабдили» завлекательной молодой помощницей, пребывающей в должности младшего юриста, и «прикрепили» служебную «Волгу» с водителем — на все время его пребывания в Нижнем.

Пожилого водителя Григорий Никифорович Дремов, областной прокурор, «принимавший» помощника генерального, назвал Гошей. Позже, садясь в машину, Турецкий спросил, как его зовут полностью? Тот, помявшись, ответил, что вообще-то он — Гарри Пархомович. Турецкий восхитился таким сочетанием и попросил разрешения называть водителя именно так.

Словом, для Александра Борисовича в городе были созданы идеальные условия, чтобы он не мог без ведома своих «наблюдателей» находиться ни минуты. Что ж, и такое «проходили», не впервые. Больше всего вызывала жалость, конечно, секретарша. Ей явно «не светило» то, ради чего ею «снабдили» москвича, и она, кажется, быстро убедилась в этом. Ну да, тот случай, когда и хочется, и колется. Она же обязана докладывать о каждой его встрече, о всяком телефонном звонке. Может быть, даже и о том, что ему снится по ночам. Судя по ее поблескивающим «большим интересом» глазам, она готова была бы вовсе и не ради приказа, а по собственной инициативе постоянно контролировать его сновидения, причем напрямую, не выходя из койки московского «важняка».

Александр Борисович, будучи человеком, способным на сознательный риск, тем не менее считал, что сразу «садиться» на крючок белокурой русалки не стоит. Всему свое время. А потом, оно даже интересно — натянуть нос местной прокурорской элите и уже по своему собственному усмотрению воспользоваться наверняка неординарными способностями симпатичной его личным потребностям «лазутчицы». Если таковые вдруг возникнут. А если рассуждать вообще, в общем плане, то Александр Борисович обожал в каждом городе, не говоря о регионах, по завершению расследования дела, оставлять на перроне вокзала, за хвостом уходящего поезда, печальную фигурку очередной помощницы, слишком рано возомнившей о каком-то духовном продолжении бурно вспыхнувшего «романа». Увы, ничего не поделаешь, сами ведь напрашиваются. И, по выражению старого приятеля Турецкого, не признававшего в принципе длительных ухаживаний, особенно в командировках, Александр Борисович чаще всего готов был следовать главному завету того приятеля, выражавшегося в одной простой фразе: «Это все, девушка, пустое, пройдемте в койку».

Но пока до подобных демаршей было далеко, и Александра Борисовича в гораздо большей степени занимала проблема: как ему оторваться от своего «хвоста». Простой вариант: отказаться и действовать по собственному плану. Не получится, потому что глаз сводить не будут и активизируют до полной уже невозможности «младшего юриста».

Есть другой вариант: самостоятельно найти добровольных помощников и переложить часть обязанностей по отвлечению внимания с себя на их плечи.

Еще вариант: просто исчезнуть с глаз на время. Но это не пройдет.

И, наконец, последний: самому быстро «активизировать» помощницу, но так, чтобы у нее и мысли не возникло «стучать» после этого на него. То есть, понятно, какой же личный героизм надо при этом проявить! Тут ведь не только словесными убеждениями придется действовать, есть «на вооружении» и куда более совершенные методы. Но и это — в крайнем случае. А пока ему срочно требовалось встретиться с матерью потерпевшего, уж она-то все досконально знает…

Светлана Георгиевна Макеева действительно получила от своего руководства задание смотреть и слушать все, что происходит с Турецким и вокруг него, и ежедневно докладывать о результатах. Желательно сопровождать во всевозможных поездках и встречах. Втереться в доверие до такой степени, чтобы у него и мысли не появилось, будто за ним установлена слежка. Ох, уж эти провинциальные амбиции!

Заметив на себе немного более внимательный, чем следовало бы для первого знакомства, взгляд Светланы, сидевшей за маленьким столиком с компьютером в углу комнаты — на случай срочной необходимости, Турецкий взглянул на нее в упор и подмигнул, как заговорщице. Потом снова уткнулся в «пустые» бумаги, выждал, резким движением отодвинул от себя папку с «делом» и уставился на девушку уже улыбающимся взглядом.

— Вы курите?

— Н-нет… да! — очень удачно ответила она, и Александр Борисович радостно засмеялся, сияя от истинного наслаждения.

— Должен вам сказать, что и я тоже по вашему способу: нет — да. А здесь курить, — он оглядел стены кабинета, — нехорошо. И у меня к вам пара вопросиков, если не возражаете? Давайте выйдем, да хоть на крыльцо?

— С удовольствием, — ответила она, улыбаясь и забирая с собой сумочку.

«Все ясно, — сказал себе Турецкий, — там у нее какая-нибудь «стучалка».

— Да бросьте вы вашу сумочку, я вас вон какими сигаретками угощу, поди, и не пробовали, да? Легкие и ароматные. И не ищите вы зажигалку, у меня есть.

И он, осторожно притронувшись к ее плечу, не пальцами, а всей ладонью, словно погладил, скинул с него длинный ремешок сумочки. Ей ничего не оставалось, как «забыть» ее на столе.

— Умница, — негромко заметил Турецкий, когда они вышли на «ослепленное» солнцем крыльцо прокуратуры. — И не бойся, все сделано правильно. — А на ее вопросительный взгляд усмехнулся: — Я тебе, Светочка, сам скажу, что надо им, — он качнул головой в сторону, — докладывать.

— Но почему вы?.. — попыталась она задать вопрос, не понимая, видимо, как он смог догадаться.

— Они ж считают самыми умными исключительно самих себя, — доверительно сказал он, протягивая девушке пачку с выдвинутой сигаретой и огонек зажигалки.

Светлана долго прикуривала, словно раздумывая, а Турецкий терпеливо ждал, не торопя ее.

— Тебя как мама зовет?

— Светиком… — помолчав, смущенно ответила девушка.

— Прекрасно. Можно и я так буду? Но только между нами и на «ты». А в присутствии — как положено, да? И ты меня — на «ты» и — Саша. Я хочу тебе кое-что сказать, но только… — он прижал палец к губам и серьезно посмотрел на девушку. — Сугубо между нами, идет?

Она, скорее, машинально, чем сознательно, кивнула. А как бы могла ответить?

— Ну, и прекрасно. Слушай, Светик, то, что я сейчас читаю, — чистой воды лабуда. То есть, липа. Но твоим деятелям необязательно знать о моем отношении к этим материалам. Они ведь, уверенные в себе, наверняка поручили тебе, милая моя, не спускать с меня глаз, верно? — она опять кивнула. — Ну вот, ты и не спускай, а мне, честно скажу, будет даже очень приятно ощущать на себе внимательный взгляд такой прекрасной девушки. А еще скажу тебе, что материал для твоих докладов мы им вместе обеспечим. Не надо твоим шефам подавать повод думать, что я раскусил еще в далеком детстве подобные номера…