бы хотели быть. Я не верю в то, что старческий возраст сам по себе обязательно является фактором, препятствующим радикальным изменениям характера.

Я хочу сказать, что не следует обманываться определенными характерологическими особенностями, проявляющимися с возрастом, когда на самом деле они всегда были присущи человеку, но также не следует проявлять излишний скептицизм в отношении того, может ли пожилой человек измениться, если у него есть воля, энергия, живость и мужество.

Впрочем, нужно избегать, как уже говорилось выше, превращения пожилого человека исключительно в потребителя, в человека, которого нужно учить, как достойно проводить время в ожидании конца. Мы, таким образом, не должны проявлять какой-либо снисходительности к старикам, по крайней мере не больше и не меньше, чем в отношении молодых людей. Не думаю, что снисходительность приемлема где бы то ни было. Вы можете сочувствовать человеку, который не преуспел в жизни и не имеет возможности исправить это, но точно такое же сочувствие мы испытываем к тридцати-сорокалетним, которые не преуспели в жизни и не могут ничего с этим поделать.

Это не проблема старческого возраста, это проблема человеческого существования, с которой сталкивается каждый из нас. Я считаю, что очень важно больше думать о том, как мы можем помочь пожилым чувствовать себя более активными, более заинтересованными и избегать пассивной потребительской жизни, которая так часто им предлагается.

Я знаю, что в этой области еще предстоит провести очень много исследований, так же как в образовании в целом. На самом деле эти две проблемы не очень различаются. Как можно сделать из студента, только потребляющего лекции, человека, активно интересующегося тем, что он изучает? Та же проблема имеет место и в отношении пожилых. Как можно помочь старику почувствовать себя более живым, чем он когда-либо был, а не потерять интерес к жизни? Думаю, что исследования в этом направлении окажут людям огромную помощь. Как сделать интерес более активным? Достигается ли это дискуссиями, чтением, пробуждением внимания к искусству и даже к политике? Когда я упоминаю политику, я не имею в виду чтение вашей любимой газеты и одобрение прочитанного; я говорю о пробуждении, вынесении суждений, критическом взгляде на события, видении реальности, взятии на себя ответственности; другими словами, реагировании на происходящее, реагировании, которое пристало человеку.

Суммируя, можно сказать, что пожилому человеку, как и молодому, следует стараться быть более отзывчивым к окружающему миру; это то же самое, что и проявлять ответственность. Старый человек должен уяснить себе, что рекреация может стать рекреацией – новой способностью проявить креативность, и для этого ему не нужно становиться художником или поэтом или приобретать новую профессию; все, что ему нужно, – это быть живым, то есть искренне интересоваться окружающим миром.

Искусство быть

Часть I

1. Об искусстве бытия

В первой части этой книги я попытался описать природу двух способов существования – обладания и бытия, а также последствия преобладания каждого из этих способов для благополучного существования человека. Мы пришли к выводу о том, что для полной гуманизации человека необходим прорыв от сосредоточенности на обладании к сосредоточенности на деятельности, от себялюбия и эгоизма к солидарности и альтруизму. Во второй части книги я хочу высказать несколько практических соображений относительно тех шагов, которые могли бы оказаться полезны при подготовке к движению в сторону этой гуманизации.

Обсуждение этапов практики искусства бытия следует начать с определяющих вопросов: в чем заключается цель жизни и в чем смысл жизни для человека.

Но так ли уж важны эти вопросы? Существует ли причина, по которой хочется жить, и отказались бы мы от жизни, если бы такой причины не было? Дело в том, что все живые существа – животные и люди – хотят жить, и это желание парализуется лишь при исключительных обстоятельствах, таких как невыносимая боль, или (у человека) при наличии таких страстей, как любовь, ненависть, гордость, преданность, которые могут оказаться сильнее, чем желание жить. Похоже, природа – или, если хотите, процесс эволюции – наделили все живые существа желанием жить, и, какими бы ни были их собственные соображения на сей счет, они вторичны и лишь помогают рационализировать этот биологический импульс.

Мы, конечно, должны признать справедливыми теоретические основы эволюции. Эту же мысль Майстер Экхарт выразил более простым, поэтическим образом:

«Если вы спросите доброго человека “Почему ты любишь Бога?”, вам ответят: “Не знаю – потому что он Бог!”

“Почему ты любишь правду?”

“Ради правды”.

“Почему ты любишь справедливость?”

“Ради справедливости”.

“Почему ты любишь доброту?”

“Ради доброты”.

“А зачем ты живешь?”

“По правде говоря, не знаю – мне просто нравится жить!”»[33]

То, что мы хотим жить, что нам нравится жить – это факты, не требующие объяснений. Но если мы спросим, как мы хотим жить – чего мы ждем от жизни, что делает ее для нас важной, то будем иметь дело с вопросами (и они более-менее идентичны), на которые люди дадут множество разных ответов. Одни скажут, что им нужна любовь, другие выберут власть, третьи – безопасность, четвертые – чувственные удовольствия и комфорт, пятые – славу, но большинство, пожалуй, согласится с утверждением, что они хотят счастья. Большинство философов и теологов именно это объявляют целью, к которой стремятся люди. Но если счастье охватывает такие разные и во многом взаимоисключающие понятия, как упомянутые выше, то сам этот термин становится абстрактным и, соответственно, скорее бесполезным. Поэтому важно определить, что означает «счастье» для простого человека и что оно означает для философа.

Даже среди разных концепций счастья есть мнение, которое разделяет большинство мыслителей: мы счастливы, если исполняются наши желания, или, другими словами, если у нас есть то, что мы хотим. Отличие заключается в ответе на вопрос: «В чем состоят потребности, удовлетворение которых приносит счастье?». Таким образом, мы подходим к моменту, когда вопрос о цели и смысле жизни приводит нас к проблеме природы потребностей человека.

В целом существуют две противоположные позиции. Первая и на сегодня самая распространенная заключается в том, что потребности определяются совершенно субъективно; это стремление к чему-то такому, чего я желаю так сильно, что это дает нам право называть это потребностью, удовлетворение которой приносит удовольствие. В этом определении не затрагивается вопрос, в чем источник этой потребности. Не спрашивается, имеет ли она, как голод или жажда, физиологическую основу, или, как потребность в утонченной еде и напитках, в искусстве, в теоретических размышлениях, связана с социально-культурным развитием человека; или же это социально вызванная потребность, как, например, в сигаретах,