Рамон выпрямился. Тронул жертву кончиком башмака, тело перекатилось на бок. Он сел на корточки и стал изучать его. На плече трупа были царапины, плащ разорван. Монах дрался с убийцей. Рамон пальцем начертил на песке крест возле плеча монаха. Осмотрел резаную рану. И опять то же самое: убийца явно знал правила трупосечения. «Ампутация» головы была проведена необыкновенно аккуратно и свидетельствовала о доскональном знакомстве убийцы со спинным мозгом и сосудами. Рамон приказал подчиненным искать голову, но и после четырех часов поисков они не сумели найти не то что головы монаха, но даже его волоска. Не обращая внимания на тоскливое выражение лиц своих подчиненных, Рамон приказал продолжать поиски. Он снова принялся изучать место среза, где голова была отделена от шеи. Срез был удивительно ровный.

Один из полицейских что-то крикнул, Рамон поднял голову и посмотрел на трех молодых полицейских, стоявших в рощице спиной к нему. Он нехотя поднялся и пошел к ним. Наверняка их внимание привлекла какая-нибудь глупость. Рамона раздражало, когда его сбивали с толку всякими пустяками, которые мешали ему сосредоточиться. Растолкав полицейских, он сердито посмотрел на позвавшего его парня:

– Что случилось?

– Вот, месье, смотрите, что я нашел.

Полицейский протянул ему осколок зуба, имевший форму полумесяца.

Когда Рамон осматривал руки монаха, на левом суставе он обнаружил ранку. Видно, этот мирный монах бросился на преступника и нанес ему хороший удар.

В участке Рамон написал рапорт своему начальству. В нем говорилось, что монаха убили с помощью скальпеля, что голова была отделена от тела и найти ее не удалось. Он подробно описал жертву и закончил так: "Смотри дело 1-5, папка под названием «Анатом». В душе Рамон ни минуты не сомневался, что это убийство связано с тремя другими таинственными убийствами, случившимися в Париже за последние два года. Почерк убийцы был слишком характерен, чтобы его можно было повторить. В приложении инспектор написал: «Можно надеяться, что указ от 1656 года, 9-й параграф которого запрещает просить в городе милостыню, на сей раз поможет нам схватить особо опасного преступника. В связи с этим делом полиция должна допросить всех задержанных нищих». Рамон был доволен этой маленькой припиской. Он не сомневался, что генерал-лейтенант оценит его безупречное знание параграфов.

Придя домой, Рамон задумался. Нет ничего необъяснимого. Всему есть свое объяснение. Его старая матушка пожелала ему доброй ночи и попросила, чтобы он отнес ее в спальню, он выполнил эту просьбу и открыл окно, тогда она, как обычно, попросила его открыть окно пошире, он выполнил и эту просьбу, после чего укутал мать одеялом, наклонился над ее лицом, от которого пахло кислым сыром, и поцеловал в заросшую волосами щеку; проделав все, что он проделывал каждый вечер в одном и том же порядке, Рамон ушел из дому, чего обычно никогда не делал; впрочем, если припомнить, то как-то раз он выходил из дому после наступления темноты год назад. Он прошелся по улицам. Прохладный воздух пошел ему на пользу.

Вернувшись домой, он сел в свое любимое кресло. Надо вспомнить все дела, которые я расследовал в последние годы, думал Рамон, надо получше обдумать каждое из них, не делая поспешных выводов, если я не ошибусь, это позволит мне рано или поздно обнаружить то, что прежде ускользнуло от моего внимания. Найти скрытый смысл. Мотив.

Он просидел целый час, обдумывая все именно так, как хотел, но это не дало результатов. Наконец он сказал самому себе: «Если я каждый вечер буду думать об этом деле, целенаправленно размышлять над ним, в конце концов я, безусловно, раскрою его». Удовлетворенный своими рассуждениями, Рамон встал, направился в спальню и совершил там некий весьма сложный ритуал, состоявший в том, что он переставил все вещи, находившиеся в комнате, на новые места, и они образовали один из семи узоров. Цель подобных действий, производившихся с неизменной точностью, заключалась в том, что Рамону на каждый день недели нужен был новый порядок. Чтобы, просыпаясь утром и осматривая свою спальню, он знал, что наступил новый день и уже ничто, даже расположение вещей в комнате, не напомнит ему о дне вчерашнем.

Это началось семь лет назад, и с тех пор Рамон неукоснительно следовал своему правилу. Можно сказать, что само время, которое он, мысленно окрестил «непонятным годом», вынудило его к этому. Семь лет назад его неожиданно стало мучить сознание, что ничто не имеет смысла. Именно тогда он под началом Демери занимался регистрацией и исследованием творчества некоторых вызывавших подозрение писателей, дабы установить, не содержат ли их произведения следов богохульства или нежелательных политических мыслей. В самых разных обличьях он посещал кафе, где обычно собирались люди искусства. Слушал громкую болтовню издателей и литераторов. В то время он прочитал тысячи книг и памфлетов, однако лишь единицы дел дали основание для тюремного заключения. Но вот однажды утром он открыл книгу и прочел историю, которая произвела на него такое сильное впечатление, что он начал подумывать, не покинуть ли ему полицию. Это было описание некоторых поступков, приписываемых старому королю Акему, правителю какого-то государства в Малайзии. Сочинение было простое и весьма раздраженное, и для полиции оно не представляло никакого интереса. Но некоторые, впрочем вполне пристойные, высказывания начали перед сном мучить Рамона. Стоило ему положить голову на подушку и закрыть глаза, он, вместо того чтобы спокойно заснуть, погружался в пучину каких-то кошмаров. Объяснить это было невозможно. В этих кошмарах не было никакого смысла, Рамон не мог вынести из них ничего поучительного. События, описанные в книге, не имели к нему никакого отношения, полицию не заинтересовала ни сама книга, ни ее автор. Образы этих кошмаров заимствованы из книги, они не имеют ко мне отношения, думал Рамон. Но чужие описания чужой страны и чужих обычаев упрямо не покидали его снов и вели себя так, словно совершали некий поход во имя справедливости. Они напомнили Рамону о кое-каких несерьезных мыслях, приходивших ему в голову после смерти отца много лет тому назад. Он тогда говорил себе: «Все эти мысли принадлежат сидящему в тебе демону, он хочет уничтожить все хорошее, во что ты веришь».

Теперь к нему вернулись те же мысли. Несколько недель недосыпания измучили Района. У него болела спина и даже изменилась походка, речь стала быстрой, невнятной, и его раздражало все, что имело отношение к книгам и писателям. Но, проснувшись однажды утром и признав, что совсем запутался, он философски рассудил: всему есть свое объяснение. Тот факт, что он не мог пройти от кровати до двери, не переставив несколько вещей с места на место, подсказал Рамону выход.

Он просмотрел протоколы всех нераскрытых дел об убийствах, случившихся в Париже за последние два года, он читал до ряби в глазах, но так и не смог найти в них мотива преступления. Свидетелей тоже не было. Полицейские шпионы ничего не могли сказать. Жертвы не были ограблены и не подвергались половому насилию, мотива мести Рамон тоже не обнаружил. Преступник отделял головы от трупов. Найти их так и не удалось. При виде очередного обезглавленного трупа Рамона терзал стыд. Убийца как будто говорил ему: вам меня не найти. Может, преступник нарочно издевается над ним? Рамон без конца задавал себе одни и те же вопросы. Что было на уме у преступника?