заклинания на неизвестных инкубу языках, то ли просто бредовый поток самосознания, от самого факта прислуживания Жабъу, вливались в черепную коробку Сильвара вместе с вкрадчивым шепотом, заполняя каждую извилину мозга, каждый закуток его мечущегося в панике разума.

Нечто до сего момента невиданное инкубом, и даже не упоминавшееся в древних трактатах безумных колдунов, погрузившихся в беспросветно-черную бездну иной реальности, лишь бы открыть для себя все тайна магии, полноводной рекой вливалось в тело и душу Сильвара, размывая его прежние идеалы, увлечения и цели. Воля, амбиции, стремления — все растворялось без следа в бушующем потоке чего-то иного, отличного от классической магии людишек и искусства повелевания силами Инферно. Это чем-то, лишь отдаленно, на самой грани восприятия потоков магической энергии, напоминало шаманство орков и гоблинов — та же безудержная и неконтролируемая мощь, захлестывающая заклинателя с головой, и предлагающая ему власть над всем миром взамен на всего лишь одну крошечную, незначительную услугу — безоговорочную покорность ВсехЗахаваю и его приспешникам. Приноси жертвы, вырезай семьи, сжигай города и все во славу его, ибо в ответ на это тебе будет дарована сила, позволяющая расправиться со всеми, кого нельзя отправить в могилу честным клинком в поединке или коварным ударом кинжала в спину.

Но здесь не чувствовалось влияние безумного безголового бога зеленокожего племени. Тут присутствовало нечто иное, несоизмеримо меньшее по силам и возможностям рядом с ВсехЗахаваю, но все равно внушающее животный ужас никчемному и жалкому инкубу.

И вдруг восприятие реальности демона содрогнулось, закручиваясь в безумный вихрь, дабы тут же вновь вернуться к прежнему положению, но с некоторыми, недоступными для осознания неискушенному в высших сферах знаний магических искусств разуму.

Кажется, именно так и видят окружающий их мир рядовые члены колонии клаконов.

Измененный до неузнаваемости разум, лишенный шелухи ненужных мыслей и переживаний, сливается с умами вопящих дикарей, образуя с ними нечто наподобие незримой сети, где каждый жест, каждый взгляд, каждая мысль любой "ячейки" транслируется на остальных, позволяя воспринимать все происходящее вокруг каждого члена сети независимо от того, находишься ли ты рядом, или в нескольких днях пути от него.

Затухающее сознание Сильвара, того самого Сильвара, сейчас рассыпающегося невесомой пылью, дабы навечно сгинуть, как из истории этого мира, так и из собственного тела, успело осознать смутный расплывчатый образ чего-то огромного, чьи чудовищные очертания на миг проступили из-за стены ревущего пламени.

Страха не было.

Как и паники, удивления и им подобного, ибо эмоции стали чем-то отдаленным, совершенно несущественным и не имеющим ни права, ни смысла находиться в черепной коробке одной из "ячеек", чей смысл существования нести слово Жабъа в эти земли.

Глава 34. День 2. Ушастые ушастики

Элендил никогда не любил свою работу.

Все же, пусть он и являлся представителем эльфийского народа, но был более или менее разумным и адекватным существом, а посему не сказать, чтобы ему доставляло особое удовольствие перерезание глоток, копание в грязном белье хоть сколько-нибудь значимых личностей и непрекращающиеся рейды в самые опасные места в поисках призрачной надежды на спасение вымирающего эльфийского анклава.

Когда большая часть твоей жизни сводится к пыткам, угрозам, убийствам, подставам и шантажу, то так или иначе ты изменишься.

Внешне, получив парочку шрамов и лишившись нескольких выступающих частей тела.

Или внутренне, изменив до неузнаваемости то, кем ты был до начала творения вышеперечисленных бесчинств и непотребств.

Можно превратиться в безумного фанатика, с напрочь промытыми мозгами, с пеной у рта и кинжалом возле горла, твоего горла, доказывающего ради чего это все вообще происходит.

Можно начать искать в этом свои плюсы, некие маленькие радости или удовольствие от созерцания деяний рук своих в виде сломанного подобия человека, валяющегося в грязи у твоих ног, окончательно скатываясь в пучину безнравственности и аморальности.

А так же можно скрыть брезгливость, страх и отвращение за монолитной маской прагматизма и чистого профессионализма. Это всего лишь работа, обязанность, которую ты должен неукоснительно выполнять, чтобы не сдохнуть в канаве, лишенный семьи, друзей, поддержки и всего, что у тебя было до этого и позволяло держаться на плаву.

Существовало еще множество иных, совершенно отличных друг от друга психических помутнений и отклонений, к которым приводило подобное времяпровождение, но Элендил, все же предпочел выбрать последний вариант.

Еще один небольшой плюс от его положения — он сам может решить за себя кем он станет, а точнее как он должен выглядеть и кого изображать при вышестоящих. Это потом можно будет пойти в кабак и нажраться, как свинья, после чего заснуть в объятиях разбитой человеческой шлюхи, пытающейся срезать с твоего насквозь проспиртованного тела кошель. Это все будет потом, а сейчас нужно выполнить задачу, за которую ему и дают все маленькие радости жизни, позволяющие не свихнуться окончательно.

У эльфов тоже есть проблемы с психикой и общим мировосприятием.

Устойчивый шаблон в мировоззрении большей части разумных, так или иначе контактировавших с ними — это горделивые и зажравшиеся ушастые ублюдки, смотрящие на тебя, как на кусок грязи, случайно прилипший к подошве безумно дорого сапога.

Да, так оно и есть. Большая часть высокородных эльфов действительно те еще сволочи, только и могущие, что талдычить о своем величии, да колдунствовать с безопасного расстояния.

Возможно, и Элендил был бы в точности таким же, не в грош не ставящим всех отличных от эльфийской расы, но его слишком плохо воспитывали. Да и он сам, пусть этому всячески мешали, умел нормально думать.

Когда тебе изо дня в день, каждую минуту, каждый миг твоего нахождения в обществе себеподобных с серьезным лицом говорят, что эльфы несоизмеримо могущественнее всех и вся, а потом внезапно приходят эти самые все и вся, втаптывая цвет остроухого воинства в кровавую грязь, в черепную коробку, если в ней осталась хотя бы часть нормально работающих извилин, начинают закрадываться смутные сомнения.

Когда презираемый всеми эльфами до единого Кровавый Ужас превратил большую часть армии анклава в пиршество стервятников и лакомый кусочек для некромантов, уверенность Элендила в правильности его поступков пошатнулась в первый раз.

Второй раз это произошло, когда его спас человек. Простой, мать его человек, один из тех, что считался пылью под ногами, не стоящий даже толики внимания остроухих господ.

Третий и последний, было когда ему приказали убить этого самого человека, только за то, что он родился именно человеком.

Привычная картинка мира дрогнула и осыпалась стеклом разбитых розовых очков, вмятых ударом кастета прямо в кровоточащие глазницы.

Но Элендил продолжал выполнять приказы, потому что другого варианта попросту