– Неправда! – кричу я, бросаясь к Лили. Как она смеет говорить о Тайере! Эта курица понятия не имеет о том, что на самом деле между нами происходило!

Шарлотта оттаскивает меня назад, прежде чем я успеваю вцепиться в Лили. Вокруг Габби суетятся врачи, они спорят, что лучше – перенести ее в машину или пока не трогать. Лили отворачивается от нас и, заглядывая поверх плеча одного из них, смотрит на сестру. Поднимается горячий июльский ветер, взметая мусор и пыль. Обертка от леденцов Skittles прилипает к ноге Габби. Сигаретный окурок скатывается прямо к ее руке.

Слышится отдаленный вой сирен. Мы замираем, когда до нас доходит, что это полицейская машина. Мое сердце бешено колотится, пот струится по телу.

Я откашливаюсь и поворачиваюсь к своим подругам; мой голос звучит тихо, но ровно:

– Мы не можем рассказать полиции, что произошло на самом деле. Машина по-настоящему заглохла, понятно? Это просто несчастный случай.

Мадлен, Шарлотта и Лорел смотрят на меня с отвращением, но состояние Габби подкосило их. Они уже не думают о разборках со мной. И, хотя я нарушила священное правило «Игры в ложь», есть еще один железный принцип, который мы соблюдаем: если нас поймали во время розыгрыша, мы держимся вместе. Когда Лорел чуть не угодила в полицию за порчу четырехметровой рождественской елки в торговом центре La Encantada, мы поклялись, что она была дома с нами. Когда Мадлен сломала запястье, удирая от охранника – в тот раз мы таскали в овраг столы из библиотеки, – нам пришлось сказать ее отцу, что она оступилась во время похода. Я знала, что подруги простят меня за то, что я нарушила кодекс. Мы справимся с этим. Мы всегда справляемся.

Но Лили смотрит на меня как на идиотку.

– Ты всерьез думаешь, что я стану лгать ради тебя? – Она упирает руки в боки. – Я расскажу копам, что ты сделала!

– Твой выбор, – спокойно говорю я. – Но все, что происходит с твоей странной сестрой, не имеет ко мне никакого отношения, и ты это знаешь. Если ты скажешь копам – или кому-то еще, – пожалеешь.

У Лили глаза лезут на лоб.

– Это угроза?

Мое лицо застывает каменной маской.

– Называй это как хочешь. Но, если ты проболтаешься, мы уже никогда не сможем быть друзьями. Для тебя, как и для твоей сестры, очень многое изменится. – Я подхожу так близко к Лили, что чувствую ее теплое дыхание на моем лице. – Лили, – говорю я медленно, так чтобы она понимала каждое слово. – Когда Габби придет в себя и узнает, что ты своими руками сделала из вас двоих самых больших лузеров «Холли», ты думаешь, она скажет тебе «спасибо»? И будет считать тебя героем?

Все молчат. Позади нас Габби укладывают на носилки. Мои подруги переминаются с ноги на ногу, но я знаю, что они не удивлены. Мы уже проделывали это раньше. Лили раздувает ноздри. Ее глаза горят гневом. Я смотрю на нее не мигая. Я не дрогну.

Мы по-прежнему буравим друг друга взглядами, пока рядом не останавливается патрульная машина, поднимая облако пыли. Двое полицейских – один коренастый, с тоненькой полоской усов, другой рыжий и веснушчатый – выходят из машины и направляются к нам.

– Юные леди? – Рыжий достает из кармана блокнот. Его рация то и дело подает звуковые сигналы. – Что здесь происходит?

Лили поворачивается к нему лицом, и на мгновение я думаю, что она сейчас расколется и все выложит. Но вот ее нижняя губа начинает дрожать. Мимо нас проходят врачи, унося Габби в карету скорой помощи.

– Куда вы ее везете? – кричит им вслед Лили.

– В больницу «Оро Вэлли», – говорит один из санитаров.

– Она п-поправится? – Дрожащий голос Лили тонет в шуме ветра. Никто ей не отвечает. Лили подбегает к машине, прежде чем они закрывают задние двери. – Я могу поехать с ней? Она моя сестра.

Коп откашливается.

– Вы пока не можете ехать, мисс. Мы должны получить от вас заявление.

Лили замирает, стоя вполоборота к нам. Буря эмоций пробегает по ее лицу, и я почти вижу, как ее мозг лихорадочно просчитывает все варианты. Наконец она пожимает плечами, и для меня это белый флаг капитуляции.

– Пусть они говорят за меня. Это произошло со всеми нами. Мы были вместе.

Я медленно выдыхаю.

Коп кивает и поворачивается к Мадлен, Шарлотте и Лорел, начинает задавать вопросы. Как только Лили залезает в машину скорой помощи и они уезжают, я чувствую, как вибрирует в кармане мобильник. Я достаю телефон и вижу новое сообщение от Лили.

Как скажешь, думаю я. И нажимаю кнопку «УДАЛИТЬ».

Поначалу Эмма могла различить только размытые тени. Она слышала крики, но казалось, будто они доносятся с другого конца длинного туннеля. Жесткие доски пола впивались ей в спину. Затхлый аромат разъедал ноздри. Влажное тепло растекалось по лицу – мелькнула, расплываясь, мысль, не кровь ли это.

Мягкая ткань коснулась ее обнаженной руки. Дыхание согрело кожу.

– Эй? – попыталась сказать Эмма. Язык еле ворочался. – Эй? – снова произнесла она. – Кто здесь?

Фигура отошла. Скрипнули половицы. Что-то неладное происходило со зрением. Рядом маячил кто-то, но она видела лишь черный сгусток. Она слышала скрипящие звуки, ощущала запах меловой пыли. Что происходит?

Вскоре ей удалось сфокусировать взгляд. Темный сгусток исчез. Прямо перед ней оказалась большая меловая доска из театрального реквизита. Эмма сотни раз проходила мимо, пока шла подготовка к сегодняшней церемонии, и даже запомнила написанную на ней цитату из пьесы «Стеклянный зверинец»: «Подчас все оборачивается так неожиданно плохо». Сейчас эти слова были стерты, и их место заняло другое изречение. Как только Эмма прочитала надпись, сделанную наклонным почерком, у нее внутри все похолодело.

Эмма ахнула.

– Кто здесь? – закричала она. – Выходи!

– Скажи что-нибудь! – заорала и я, такая же слепая, как и она. – Мы знаем, что ты здесь!

Но кто бы ни оставил эту надпись, не отвечал. И в следующее мгновение теплая пульсирующая тьма снова накрыла Эмму с головой. Ее ресницы дрогнули, хотя она отчаянно пыталась удержать глаза открытыми. Прежде чем она снова потеряла сознание, ей удалось разглядеть ту же размытую фигуру – или, может быть, две размытые фигуры, – которые возили руками по доске, стирая надпись.

Когда Эмма снова открыла глаза, она лежала на кушетке в маленькой комнате с белыми стенами. На противоположной стене висела инструкция о том, как правильно мыть руки. Еще один плакат – с описанием приема Геймлиха[49] – был прикреплен над небольшим столиком, где стояли баночки с ватными палочками и коробки с латексными перчатками.