Предложение Ульдиссиана поискать кров в другом месте Эхмад без раздумий отверг.

– Во-первых, если эта жуткая тень не узнает, что ты покинул дворец, то проникнуть сюда попытается все равно. Во-вторых, если ты уйдешь из дворца, маги могут счесть это благовидным предлогом для заявления, будто ты больше не под моим покровительством. Наши маги, мастер Ульдиссиан, весьма и весьма предприимчивы…

– Все это заставляет задуматься: а стоит ли вообще с ними дело иметь? Стоит ли доверять им хоть в чем-нибудь?

– О, вполне. Дав клятву, они ее сдержат. Только за каждым словом ее следи со всем возможным вниманием.

С этим не слишком воодушевляющим предостережением Эхмад и оставил Ульдиссиана одного. Спальню принц ему предоставил исключительно пышную: такой роскоши бывший крестьянин не видывал даже в Парте, гостя у мастера Итона. Бархатисто мягкую, круглой формы кровать укрывал высоченный балдахин, сплошь украшенный вышивкой, изображавшей красоты джунглей. Всевозможные звери, деревья, цветы навевали покой и нисколько не раздражали, как показалось Ульдиссиану вначале. В каждом углу балдахина блестела золотом пара скрещенных копий.

На взгляд простого селянина, роскошь убранства комнаты просто-таки резала глаз. Ярко-алое, оранжевое, золотое – как не похоже все это было на краски лесов, свойственные обычным крестьянским хижинам! Возможностью украшать жилища схожим манером народ Ульдиссиана не располагал: все земляки его в поте лица добывали хлеб насущный земледелием.

Пара огромных узорчатых окон справа открывала вид на северные кварталы столицы. Легкие, скорее всего, шелковые, занавеси почти не пропускали яркого света снаружи. Ульдиссиан быстро понял: столичный град не засыпает целиком никогда: здесь постоянно, и днем и ночью, кто-нибудь да бодрствует. Удивительно… как люди могут жить прежней жизнью, когда в мире происходит столько грандиозных, чудовищных событий, в которых он не только участвует, но и является основной их причиной?

Тут ему снова пришли на ум Мендельн, Серентия и все остальные. Неизвестно, отчего, однако с течением дня Ульдиссиан беспокоился о них все сильней и сильней. Казалось, с ними что-то неладно, но что стряслось – этого он не понимал. Не понимал, а мысленно окликнуть их опасался: вдруг, если там, среди эдиремов, все по-прежнему, они встревожатся, как бы с ним не случилось чего дурного? Нет, Ульдиссиану отнюдь не хотелось, чтоб эдиремы натворили чего-нибудь сгоряча. Любая мелочь, лишавшая его возможности добиться поддержки магов и гильдий в схватке с Собором, могла обернуться немалой бедой.

Однако беспокойство росло, набирало силу. Поразмыслив, Ульдиссиан решил связаться с Серентией – только с Серентией и больше ни с кем. Связаться и постараться поскорее заверить ее, что с ним все в порядке. Тревожить Серентию новостями о возвращении Малика пока ни к чему. С этим еще успеется.

Но как только он собрался окликнуть дочь Кира, один из огней снаружи засиял куда ярче, назойливее прочих. Куда ни отвернись, этот огонек либо его отсветы упорно лезли в глаза.

Что ж, справиться с этой помехой было просто. Поднявшись, Ульдиссиан взялся за плотные портьеры по бокам окна, собрался задернуть их… но тут же замер, не сводя глаз с далекого огонька. Казалось, он вроде и поблизости, но нет, огонек мерцал едва ли не за стенами города. Откуда же мог взяться столь яркий свет так далеко от дворца?

Нечто сродни негромкому рыку заставило Ульдиссиана вздрогнуть и оглянуться, однако комната оказалась совершенно пуста. Постояв с полминуты в готовности отразить нападение, сын Диомеда, в конце концов, решил, что рык ему просто почудился.

Усталость едва не валила с ног. Утратив всякий интерес и к огоньку, и к Серентии, и ко всему остальному, сын Диомеда кое-как доковылял до кровати, рухнул поверх одеяла и перевернулся на спину.

Более всего на свете желая уснуть, выспаться, Ульдиссиан устремил взгляд вверх. Картины, вышитые на пологе, успокаивали, убаюкивали… но тут Диомедов сын вновь вспомнил о Серентии и эдиремах. Очнувшись от полудремы, Ульдиссиан вновь попытался сосредоточиться на ней. Вглядываясь в вышивку, он представил себе, что джунгли над головой – те самые, где сейчас находятся Серентия с младшим братом.

Стоило сосредоточиться, все вышитое на пологе обрело четкость, сделалось почти как настоящее. В ушах зазвучал шум джунглей, и Ульдиссиану представилось, будто вокруг действительно бродит кое-кто из их обитателей. К шуму листвы прибавилась перекличка зверей, а после Ульдиссиан увидел там, среди зарослей, невдалеке от соратников, и себя самого.

Занятый всем этим, он сам не заметил, как смежил веки… однако, услышав вблизи утробный львиный рык, разом открыл глаза.

Да, Ульдиссиана со всех сторон окружали джунгли, только совсем не те, по которым он так долго странствовал. Заросли, в гуще которых он очутился, сверкали небывало, невероятно яркими красками, деревья – особенно листья – поражали странной схожестью формы. Мало этого: светло вокруг было, как днем, однако откуда берется свет, оставалось загадкой.

В следующий миг он увидел огромного мерцающего кота, прыгнувшего на него.

Ульдиссиан вскинул руку, однако силы дара его подвели. Конечно, оттолкнуть кота в сторону удалось, но он-то надеялся зашвырнуть хищника как можно дальше!

Тут слева тоже раздался рык, и Ульдиссиан чудом успел отскочить, пропустив мимо второго кота.

Оба хищника немедля развернулись к нему. Тогда Ульдиссиан попробовал сотворить огненный шар, но и из этого ничего не вышло. Пришлось, уклоняясь от острых когтей и клыков, отступать, пятиться в странные заросли.

Однако стоило ему раздвинуть спиною кусты, сзади в него едва не врезался огромный толстокожий зверь с парой длинных рогов на кончике носа. Промахнувшись, гигант едва не стоптал котов, в последний момент отскочивших с дороги.

Пока новый враг останавливался да разворачивался, Ульдиссиан разглядел его во всех подробностях. Зверь этот тоже мерцал, подобно котам, но куда удивительнее оказалось другое – в точности та же яркая, невиданная раскраска шкуры. Одинаково золотистые, тела всех трех обитателей джунглей окаймляла оранжевая, штришками намеченная полоса… и даже украшавшие их бока красные пятна в форме листа дерева были похожи одно на другое, как две капли воды!

Разглядеть этакое диво получше Диомедову сыну самым бесцеремонным манером помешал один из котов, вновь прыгнувший на него. Не успев увернуться, Ульдиссиан собрался с силами и приготовился к неминуемому столкновению.

Кот оказался на удивление легким, однако, сцепившись, оба – и человек, и зверь – кубарем покатились в кусты. Клыки хищника лязгнули в считаных дюймах от Ульдиссианова носа, и тут сын Диомеда, выросший в окружении множества самых разных животных, обнаружил еще кое-что настораживающее.

Кот не дышал. Из пасти его не веяло даже выдыхаемым воздухом, не говоря уж о вони, свойственной всякому зверю, особенно плотоядному.

Острые когти впились в грудь. От боли Ульдиссиан невольно ахнул. Из ран заструилось нечто вроде странных шелковых лент – тряпичного, балаганного подобия крови.