Драгоценности, щедро прихваченные Лазарио и Пьериной усвоего благодетеля, иссякли довольно скоро, ибо парочка ела на золоте, денег несчитала и швыряла дукаты на ветер пригоршнями, ни в чем себе не отказывая.

Когда шкатулки и кошельки опустели, Лазарио, знавший, скольлегкомысленна и чувственна его подруга (в своей постели она предпочитала видетьбогатых людей), принялся эксплуатировать в свою пользу ее ветреность. Джильяловила богатого господина и приводила к себе в дом. Когда он раздевался и тащилв постель сговорчивую красотку, в двери врывался Лазарио, изображавшийразъяренного мужа. Бeдному любовнику не оставалось ничего иного, как голомуспасаться через тайный ход, который заботливо указывала Пьерина. Она толькозабывала предупредить, что ход ведет на темную лестницу с ужасным проломом внизу…Ночью Лазарио подходил к пролому с известной только ему безопасной стороны,вытаскивал оттуда мертвое тело и сбрасывал его в канал. Но как-то раз он забылэто сделать. Жара стояла невыносимая, труп начал разлагаться. Ужасный смрадпривлек внимание соседей, Джилья и Лазарио спешно сменили место жительства, навремя оставив прежнее ремесло (другого такого удобного пролома быстро сыскатьне удалось!) и принявшись за поединки. Но бесследно пропавших богатых людейискали, труп был опознан родственниками, еще чей-то не вовремя всплыл в канале…Словoм, тщательное расследование, взятое под особый контроль Советом десяти,довольно быстро связало концы с концами. И перед смертью Альвизо Бенатоподвергся жестокому унижению: как торговец «своими рогами» он был, по приговорусуда, одет в желтое платье, украшен парою рогов и под общие свистки и насмешкипровезен перед казнью по всему городу.

Имя Пьерины не звучало на суде. Лазарио не выдал ее даже подпытками, отговорившись тем, что имел дело с наемной шлюхой. Джилья скрылась впоследний миг – и новое громоподобное, душераздирающее «почему?!» Аретиноозначало: почему она не обратилась к нему за помощью?!

– Ей тоже было стыдно, – пыталась объяснить Троянда, ноАретино, вскинув брови, так глумливо протянул: «Е-ей?!» – что она умолкла. Всамом деле: не похоже, чтобы Пьерину на ее разрушительном пути хоть разостановило то, что называется совестью. Однако, верно, Лазарио крепко любил ее,коль не выдал, коль ценою собственных мучений спасал ее жизнь! Эта догадкавпервые заставила Троянду внимательнее взглянуть на свою подопечную.

Сначала она испытывала к ней только брезгливость, а когдаузнала историю Лазарио, к этому чувству примешалось еще и глубокое отвращение.Вдобавок, чтобы попасть в каморку, где поставили топчан для Пьерины, Троянденужно было пройти чуть ли не через все палаццо, и то, что она видела по пути,никак не улучшало ее настроения.

Аретино не преувеличивал: ступени его мраморной параднойлестницы и впрямь были стерты подошвами сотен тысяч посетителей и просителей.Ежедневно Пьетро принимал столько народу, что двери всегда были открытынастежь, а слуги освобождались от обязанности докладывать. И разношерстнаятолпа пялилась на стены, расписанные фресками, на залы, украшенные картинами,статуями, эскизами, обрывками картонов, набросками Тициана, Джорджоне,Корреджо, Микеланджело… Троянда с восторгом рассматривала бы эти шедевры,однако ей мешало непрестанное присутствие уже знакомых Филумены, Фиордализы,Виолы, Порции, Марцеллины и прочего множества красавиц, молодых, резвых,легких, шаловливых, которые сновали тут и там, приставали к гостям, играли нааприкордах [29], хохотали, шили, дурачились, кормили детей… При виде Трояндыони сперва умолкали, а потом начинали наперебой делать ей реверансы одиндругого почтительнее – уж такие почтительные да глубокие, с такимивосторженными, умильными гримасами, что Троянда с трудом переносила этииздевки. Она пыталась проскальзывать мимо Аретинок как можно незаметнее, ноони, чудилось, нарочно ожидали ее появления, чтобы устроить из этого целоепредставление, после которого она влетала в каморку Пьерины вся красная, сколотящимся сердцем, дрожащими руками, испытывая острое желание передушить всехэтих наглых красоток, а для начала – растреклятую Джилью, по вине которойстолько приходится терпеть. И, входя в это обиталище близкой смерти, Трояндепоневоле приходилось перевоплощаться в сестру Дарию, для которой слова сестрыГликерии о милосердии, всепрощении, жалости были не просто словами.

* * *

Ванна и гребень, облагообразив, изменили внешность Пьерины.Черные как смоль волосы трогательно оттеняли мертвенную бледность кожи,восковой, словно лепесток лилии, выросшей на могиле самоубийцы. Пьеринаказалась такой юной, такой беспомощной, такой невинной… Как, во имя неба,умудрилась эта девочка оказаться виновной в совращении, распутстве, грабеже,убийствах?! Невозможно, просто невозможно было в сие поверить, и частенько,глядя на сизые губы Джильи, готовые вот-вот испустить последний вздох, Трояндадумала, что это сломленное создание никак не могло быть столь порочным.Все-таки не зря молчал под пытками Лазарио: у него хватило благородства оберечьнесчастную жертву своего сластолюбия от расплаты за то, во что он ее самвовлек. Конечно, Лазарио один виноват во всем. Джилья просто не могла противнего устоять. И вот теперь он казнен, а она – на пороге смерти…

Аретино бесился, когда Троянда высказывала ему эти свои мысли,называл Джилью истинным исчадием ада, по-прежнему призывал на ее голову громы имолнии, клялся отдать блюстителям правосудия, а то и собственноручнорасправиться с грязной девкою, но… Время шло, уговоры Троянды делали свое дело,и сам Аретино постепенно привыкал к мысли, что дом его осквернен (так ончастенько выражался, говоря о присутствии здесь Пьерины). И наконец Трояндадождалась, когда при упоминании ненавистного имени Пьетро не вспылил, а, махнуврукой, бросил вполне миролюбиво:

– Черт с ней, пусть умирает спокойно!