Улиток раскладывайте на слое крупной соли, перед тем как ставить их в духовку: если они уложены аккуратно, то останутся сочными.

Если комнатное растение чахнет, значит, в горшке завелся червь. Положите поверх земли кусочек яблока, червь выползет наружу.

И таких советов у нее двадцать страниц, полезность их сомнительна, но все это свидетельствует о кропотливом старании моей жены и смирении (я ничего не знала, буду знать все) и о том, что она увязла в этой приманке — собирать всякую мелочь, ведь это стало у нее просто призванием.

К счастью, в дополнение к бережливости у нас завелся в доме порядок.

Те, кто любит хранить, поневоле должны стремиться к порядку! Всем известно, как бывает у старушек, окруженных множеством скопившихся вещей. У более молодых, еще не накопивших хлама, беспорядок может быть организованным, тут и лень играет роль, и пристрастие к розыскам. Розыски какого-нибудь предмета придают ему значительность, наделяют его свободой воли, собственным бытием. Порядок же сковывает его, делает бездушным. Разыскать то, что прячется, доставляет удовольствие; даже у самых аккуратных женщин всегда есть такие вот дорогие им растяпы, вещи, не имеющие постоянного места, маленькие бродяги, убегающие то из кармана, то из сумки, озорники, которых никак не удается дисциплинировать.

— Ну где же он, этот ключ?

Речь идет о ключе от входной двери. Дважды в день Мариэтт его теряет, дважды в день снова находит. Ключ, пилочка для ногтей и ножницы — это самые шалые вещи в доме. Все остальное легче подчиняется порядку.

Порядок, установленный Мариэтт, по правде говоря, невозможно оспаривать. Поначалу я считал, что он заключается в полной перетасовке вещей и предназначен для того, чтобы почувствовать себя полной хозяйкой, а людей, привыкших к прежнему расположению, поставить в тупик, дабы они, а прежде всего я, попали в полную зависимость. Да, было и такое желание. И все же будем справедливы: Мариэтт хотела также освоить новое пространство, изменить прежний порядок, иметь свои ориентиры, проложить муравьиные тропы. Всякий порядок — это прежде всего торжество собственной памяти в зоне твоего влияния. Всякий порядок зависит также от конкретного предмета. Свои вещи я люблю размещать в шкафах, для этого созданных, галстуки — на специальной подвеске, судебные материалы — в стойке-классификаторе. Я сторонник установленных порядков.

Мариэтт скорее склонна все приспосабливать. И если порядок, которого придерживалась моя мать в этом доме, не подходит моей жене, стало быть, иначе и быть не может. Выглядит это прихотью, а на самом деле разумная привычка. И то, что требуются эти перемены, то, что они почти всегда настоятельно необходимы, либо объясняется собственным вкусом, либо модой, либо частым употреблением вещей, которые должны быть всегда под рукой.

Пример: в кухне целая серия керамических горшочков — больших, поменьше, маленьких, — простодушно поименованных, чтоб все знали их содержимое: лапша (1), мука (2), сахар (3), кофе (4), соль (5), чай (6), пряности (7). Так как мы редко едим лапшу и редко пьем кофе и, наоборот, Мариэтт любит возиться с тестом, то муке следует находиться теперь в горшке Э 1, самом большом. Лапша уже спустилась в горшок Э 4, под ярлыком «кофе», поваренная соль заняла горшочек Э 2, он очень просторный, в нем помещается много соли. Пряности перескочили в Э 6, а горшочек Э 7 остался пустым и приютил запас мелких монет, которые здесь вовсе не были предусмотрены. Само собой разумеется, что если бы хозяйкой тут была девушка с Севера Франции, у которой муж налегал бы на кофе, или Габриэль, обожающая пряности, то эта проблема разрешилась бы иначе.

Другой пример. У нее есть шкаф для половых щеток и метелок, входящий в кухонный гарнитур цвета слоновой кости, отделанный пластиком, — гордость нашей кухни. Как-то в субботу муж Мариэтт обнаружил щетку на втором этаже в спальне. Он спустился в кухню и сунул ее в этот шкаф. Разве не умница? Да, да. Но какой все же простофиля! Щетка-то обычно стоит совсем в другом шкафу, и не в кухне, а именно во втором этаже — там ближе и удобней.

В этом смысле (не делать лишних усилий) Мариэтт могла бы действовать с еще большим успехом. Но если следовать в расположении вещей в доме строгому распорядку, то иной раз это просто во вред. Я боюсь, правда, что-либо утверждать с уверенностью из-за того, что моя жена весьма обидчива, когда я касаюсь этих вопросов, а кроме того, сразу становишься похож на инженера-проектировщика, который явился уже после того, как все строительство было закончено; я чувствую себя даже в некоторой мере сообщником Мариэтт, задетым, как и она, тем, что какие-то предметы валяются где попало, и радующимся парадному порядку, который успокаивает взгляд, но возмущает разум. В сущности, разве это не бессмыслица ставить всю посуду в буфет, стоящий в столовой, и каждый раз ходить туда, чтоб взять нужное блюдо; не к чему также засовывать все белье в одно место, в этот самый бельевой шкаф, только для того, чтоб любоваться аккуратно сложенными стопками.

Но как ни говори, а все же эстетика полностью господствует над логикой, даже у самой жалкой домохозяйки. Это в ее честь Мариэтт готовит круглые торты, хотя эту округлость долго нужно выравнивать, а четыре удара ножа легко сделали бы торты квадратными. Во имя той же эстетики Мариэтт превратилась в рабу футляров, из которых она два раза в день вынимает чайные ложечки, чтобы потом снова уложить обратно. Эстетические идеалы руководят моей женой и когда она не желает разрознивать мебель своего кухонного гарнитура и садится на неудобные табуретки, вместо того чтобы сесть на обычный стул со спинкой — тогда и поясница не устает, и все перед тобой на обычном уровне. Во имя той же эстетики Мариэтт вытирает всю посуду полотенцем, ибо она думает, что это чище, аккуратней и более похвально (тут уже мы затронули этику), чем обдавать тарелки кипятком и ставить в сушилку. Во имя той же эстетики она водворяет в глубь стенного шкафа ведро с педалью, половую тряпку, мусорный бак — вещи, которые употребляются очень часто, и в то же время оставляет для всеобщего обозрения красивый медный таз, хотя в нем самое большее два раза в год накипает пенка варенья.

Тревожным признаком бывает внезапное появление на виду разных ужасных предметов, например, вантуза для прочистки уборных (которая по временам возвещает о себе отвратительным хлюпаньем), тогда сомненья нет: наверняка у Мариэтт не было ни одной минутки, чтоб запрятать подальше этот гнусный предмет, или же она устала до изнеможения.

А дни идут за днями.

Как следуют друг за другом листки моих записных книжек, которым я остался верен и где я отмечаю не только часы своих деловых встреч, но и в двух-трех словах основные события моей частной жизни.

С тех пор как я получил аттестат зрелости и завел эти записные книжки, их накопилось штук пятнадцать в ящике моего письменного стола. Я, конечно, не претендую на то, чтоб они повествовали о многом. Когда-то я рисковал, пускаясь в опасные комментарии (такие, как классификация девушек двумя цифрами). Увы, для жены моей и общность имущества, и супружеская близость границ не имеют. Раз я вошел в ее жизнь, то и она считает естественным войти в мою жизнь, все знать досконально, о чем я думаю, как идут мои дела, какие у меня проекты. Она не вскрывает моих писем, но ждет, что после прочтения я передам их ей (так же как она передает мне свои письма). Не постесняется спросить: