Наутро они продолжили путь. Холмы подошли вплотную к воде, и широкая дорога, идущая по равнине, закончилась, превратившись в караванную тропу. Лошадям здесь приходилось тяжелее, и темп движения резко упал. За два дня они добрались до Сидона, который, как выяснилось, был поделен пополам между мусульманами и христианами, и наконец, на пятый день пути прибыли в Бейрут.

Город окружал довольно широкий ров, в котором поблескивала вода. Стены из песчаника поднимались вверх не меньше чем на полсотни футов, как навскидку определил Робер, и с внутренней стороны были укреплены гласисом – искусственно отсыпанным пологим подъемом. За стеной вздымались тяжелые башни баронского замка, который здесь играл роль цитадели, а чуть левее сверкали купола церкви Иоанна Крестителя. Беспрепятственно въехав в ворота, де Мерлан огляделся по сторонам и крякнул от удовольствия.

– Крепость стоит под защитой городских стен, – сказал он Жаку, – имеет выход в гавань и отлично выставлена на местности. Да и церковь имеет крепкие стены и находится под прикрытием двух башен. Если захватят внешнее кольцо укреплений, в ней сможет укрыться половина городских жителей. Толково, нечего сказать. Тут можно хоть десять лет обороняться. Знаешь, я уже хочу служить под началом этого барона.

Ничего не отвечая, Жак, запрокинув голову, во все глаза рассматривал стены с частыми бойницами и чуть заметными стрелковыми щелями, зубчатые башни и выступающие вперед барбиканы, которые, словно стежками толстой железной нити, были сцеплены частыми железными скрепами.

Улица, ведущая к восточным воротам замка, вначале шла вдоль самой стены, затем совершенно неожиданно повернула направо, запетляла между домами, резко развернулась налево, еще раз налево и в конце концов вывела их к мощной надвратной башне, далеко выступающей из стены. Фасадная сторона башни была отделена от улицы рвом и имела лишь узкие бойницы.

– Надвратная башня есть, а ворот в ней нет… – удивился Жак.

– Туда погляди! – Де Мерлан махнул рукой вправо.

Действительно, справа от башни через ров был перекинут подъемный мост. Проехав по мосту вдоль ряда стрелковых щелей, расположенных на уровне груди, они миновали большие кованые ворота, которые были устроены в боковой части башни, и въехали внутрь. Все внутреннее пространство занимал большой холл, по периметру которого на уровне второго этажа шла широкая галерея.

– Кто такие? – спросили сверху.

– Рыцарь де Мерлан, крестоносец, с оруженосцем! – одобрительно глядя наверх, ответил Робер. – На службу к господину барону…

– Из Иль-де-Франса? – снова поинтересовались с галереи, и оттуда высунулся стражник в кольчужном доспехе, держащий в руке взведенный арбалет. Плечи его укрывали железные латы, а на голове был шапель-де-фер – круглый шлем с широкими полями, чрезвычайно напоминающий шляпу (за что он, собственно, и получил такое название).

– Из Арденн! – уточнил Робер. – Прибыли неделю назад в Акру первым конвоем из Марселя – и сразу сюда!

Стражник скрылся за бортом галереи, и сразу же после этого массивная решетка в дальнем конце холла медленно поползла вверх, открывая путь во внутреннюю часть замка.

Посреди большого двора был вырыт колодец, вокруг которого, судя по всему, и сосредоточивалась вся здешняя жизнь. Специально приставленный слуга время от времени опускал вниз на веревке деревянное ведро и выливал воду поочередно то в длинное корыто, где конюхи и оруженосцы поили лошадей, то в лохань, вокруг которой суетились с бельем разбитные прачки. С прачками через двор перекрикивались несколько копейщиков, расположившихся за широким столом и занятые главным занятием любой стражи – игрой в кости.

Робер спешился, оставил коней под присмотром Жака и, бросая страдальческие взгляды на игроков, поинтересовался у одного из сержантов, с кем тут насчет службы нужно говорить. Получив ответ, он отправился на поиски шателена.

Дальняя часть двора имела вторые ворота, ведущие в главную цитадель. Ее башни были сложены из массивных блоков серого тесаного камня и поднимались вверх не меньше чем футов на сто. Дворик внутри цитадели был организован на восточный манер – с павлинами, пальмами, большим бассейном, где плавали ленивые рыбы, и несколькими навесами, под которыми были наложены горой большие и маленькие атласные подушки.

Шателен оказался выходцем из Фландрии, и они с Робером быстро нашли общий язык. Для старого рыцаря, лицо и шея которого были покрыты полученными в сражениях шрамами, достаточно было одного упоминания, что де Мерлан воевал в войске французского короля вместе с Недобитым Скальдом. Слава и репутация старинного приятеля оказались здесь столь значительным аргументом, что Роберу была немедленно дана аудиенция у самого барона. – И оруженосца своего прихвати, вроде как со свитой, – посоветовал напоследок шателен. – А за обоз свой не беспокойся, мои сержанты присмотрят за ним в лучшем виде.

Дождавшись, пока слуга сбегает за Жаком, Робер оправил снаряжение, стряхнул пыль с рукава и, низко наклонив голову, зашел в маленькую дверцу, которая через узкую короткую галерею привела его в апартаменты владетеля Бейрута.

Самый могущественный нобиль Святой Земли, глава клана Ибелинов, Жан Старый, оказался властным человеком с глазами немного навыкате и тяжелым, слегка выпяченным подбородком. В парчовом сюрко, коротком, едва достигавшем колен плаще и с тяжеленной золотой цепью на шее он, стоя у высокого стрельчатого окна, диктовал письмо:

– Тебе, Фридрих Второй из рода Гогенштауфенов, император Священной Римской империи, король Германский, король Бургундии, Неаполя и Сицилии, король Лангобардский, король Иерусалимский, холоп твой, недостойный Жан Ибелин по прозвищу Старый, пэр Иерусалимского королевства барон Бейрута, челом бьет! – При этом слово «челом» он выделил голосом, вложив в него такую прорву сарказма, что даже далекому от политики Жаку стало ясно, что своего императора-сюзерена Жан де Ибелин особо не почитает… – Двадцать лет назад, – продолжал Ибелин, – я оставил пост коннетабля Иерусалимского королевства и принял пустой, ничего не значащий титул барона Бейрута. Когда я, в сопровождении немногочисленной свиты, прискакал сюда, то увидел лишь небольшую рыбацкую деревушку с лачугами, ютящимися меж древних развалин. Сейчас Бейрут – процветающий город, окруженный стенами, стоящий под защитой крепости, одной из лучших в христианском мире, а у меня под рукой триста рыцарей. И после этого ты мне говоришь, что больше меня беспокоишься об освобождении Святого Гроба? Ты, который двенадцать лет собирает крестоносное войско, да никак не может добраться до Святой Земли, дабы сокрушить безбожных сарацин? И я, по твоим словам, должен исполнять приказы поставленного тобой бальи, никчемного Томмазо Д'Арчерра? Так знай же…

Барон сделал паузу, чтобы дать угнаться за собой писцу, и только теперь обратил внимание на посетителей.

– Кто такие? – спросил Ибелин, махнув рукой писцу, чтобы тот обождал.

– Шевалье де Мерлан, рыцарь из Арденн! – доложил Робер. – Желаю к вашей светлости на службу пойти.

Барон бросил на рыцаря внимательный, оценивающий взгляд и, по-видимому, остался доволен. Затем он оглядел оруженосца, чуть вскинул брови, словно немного удивившись чему-то, но промолчал. Появившийся словно из-под земли шателен приблизился к Ибелину и что-то долго ему нашептывал на ухо. Барон слушал и удовлетворенно кивал.