Макс лишь вздохнул:

— Рассказ неплох, признаю.

— Я был уверен, что он тебе понравится.

— И что теперь?

Вопрос был задан будничным тоном. Тоном человека, утомленного долгой беседой и неинтересными посетителями. И очень уставшего. Но страха в нем не появилось и теперь.

— Что?

— Что теперь? — повторил он, спокойно глядя мне в глаза и поигрывая стаканом в руке. — Ты пришел, чтобы арестовать меня? Убийцу трех человек? Отправить на суд Ордена?.. Чтобы через день весь Альтштадт знал про сумасшедшего убийцу-смертоеда?

— Я не получу от этого удовольствия.

— Но ты никогда так и не поступишь, — размышлял вслух Макс. — Слишком силен был бы удар по Ордену, чью честь ты отчаянно блюдешь. Три убийства мирных жителей! Этого хватило бы, чтоб всколыхнуть не то, что Альтштадт, — всю Империю! Если раньше на тоттмейстеров смотрели, как на собак, то после этого стали бы видеть в них бешенных псов. Это не похоже на тебя, Шутник, слишком недальновидно. Слишком просто.

— У тебя есть другие варианты?

— Да, есть, — он кивнул, опять улыбнувшись и улыбнувшись совершенно искренне. — Я не думал, что ты хотел арестовать меня. Я думаю, ты пришел предложить мне кое-что. Скажем, заряженный пистолет. Чтоб я самостоятельно закончил свои дела в этом мире. Город боится, когда сумасшедший смертоед убивает горожан, когда же он просто окончательно сходит с ума и пускает себе пулю в голову для страха нет оснований.

Я улыбнулся в ответ. Во вкусе этой улыбки было что-то от пороховой гари — острое и кислое, жгущее губы.

— И мальчишку ты привел не просто так, а для того, чтобы он сделал то, что надо, если бы я вдруг… распорядился пулей не так, как ты предложил. Угадал?

Я не видел необходимости лгать.

— Да, Макс. Я дам тебе пистолет. У тебя будет немного времени, чтобы закончить свои дела. Если ты выстрелишь в меня, тебя убьет он, — я указал на Петера. Тот, все такой же неподвижный, замер у стены. — Поэтому будет лучше, если ты не станешь делать ничего такого. Я гарантирую тебе то немногое, что могу.

— Смерть? — приподнял бровь он.

— Честную смерть. Без приговора, без процесса, без мучительной агонии. И гарантию то, что твое тело не будет вышагивать еще несколько дней по городу зачитывая собственный приговор.

Его передернуло; видимо, он и сам предполагал нечто подобное.

— Ты добр, Шутник, — сказал он, баюкая в ладони стакан. — Это все в твоем духе. Это благородно. Между прочим, как ты догадался, что второй труп успел погулять перед тем, как окончательно умереть?

Значит, все и верно кончено. Уже без лжи. «Макс, как же ты…»

— Я уже сказал тебе. Не уверен, что сам хочу услышать полную историю. Пусть она уходит с тобой.

— Нет, — он поднял руку. — Как ты вообще понял, что он был поднятым мертвецом? Признаков давнего гниения не было.

— Ты об этом… Нет, признаков сильного гниения не было. На нем. Но было на кое-чем другом.

— Желудок?

— Конечно. Еда в нем. Она была не просто несвежей, она почти сгнила. Нормальный человек, даже смертельно голодный, вряд ли стал бы есть такое. Мы тоттмейстеры, мы контролируем тело человека после гибели, каждую его клетку и частицу. Мы заставляем мертвый мозг изображать подобие жизни. Но наша власть распространяется только на мертвечину.

— А еда…

— А еда, оказавшаяся в желудке, который уже никогда не заработает, портится, как и всякая другая. Поэтому когда готовят слуг для длительного использования, их внутренности хорошенько промывают — помогает потом, от запаха… Но ты не знал этого, ведь у тебя не было кого-то вроде Арнольда, а может, знал, но решил, что никто не заметит.

— Верно, верно… Ты молодец, я ведь даже не подумал об этом. А мог. У тебя острый ум, — он подмигнул. — Впрочем, комплименты сейчас, кажется, неуместны. Что дальше, мой умный добрый Шутник?

Мне потребовалось усилие, чтобы подойти к нему. И еще одно, немногим большее, чтобы положить тяжелый пистолет на стол.

— Петер, держи его на прицеле.

— Да, господин, тоттмейстер, — отозвался мальчишка, подойдя на пару шагов. Пистолет в его руках не дрожал, и я был уверен, что он не промахнется. Но возникнет ли у него необходимость стрелять? Макс молча смотрел на пистолет и не делал никаких попыток схватить его. То, что нам обоим виделось фарсом, подходило к концу.

— Значит, всё? — спросил он без эмоций. — Один выстрел — и конец истории? Так просто?

— К счастью для нас обоих. В ней и так было слишком много сложностей.

Макс вдруг покачал головой, точно человек, пораженный чем-то:

— Ты идиот, Шутник.

Тон его был слишком неожидан, он сбил меня с толку, он был как морская волна, выбивающая дыхание из груди одним ударом. Макс смеялся. Смеялся тихо, в ладонь, темные глаза смотрели на меня снизу вверх, и искра в них была мне прекрасно знакома.

— Ты…

— Ты идиот, Шутник, — повторил Макс, отсмеявшись и снова обретя серьезность, пусть и не полностью. — Ты говоришь умные вещи, но сам редко стараешься подумать. Кто стрелял в тебя?

— Ты.

— Я, разумеется. И, значит, я выпустил две пули в упор в твоего Арнольда, перепутав его с тобой?

Я открыл было рот, но ничего не сказал.

— Я, тоттмейстер второй категории, перепутал с двух шагов человека с мертвецом?

— Значит, ты хотел лишь… напугать меня. Для этого же ты и убил моего Арнольда!

Но он опять покачал головой:

— Напугать? С самого начала? Ты взялся за это дело тогда, Шутник. Когда подумал, что оно стало личным, и на кону уже твоя голова. Если бы не это, ты бы и думать про него забыл. Ты даже обещал не рассказывать о странном совпадении в полицай-президиуме, помнишь?..

Это было скверно. Я чувствовал, что путаюсь, что цельная и ясная картина превратилась в непроглядный колодец, а ее части, прежде хорошо видимые и совпадающие друг с другом, стали клочьями паутины, вязнущими в пальцах. Здесь ловушка, он просто хочет запутать меня, заставить колебаться, потерять бдительность…

Макс приподнялся на диване, но я схватил пистолет со стола и направил ему в лицо. Он лишь поморщился:

— Заканчивай. Ты сам заложил вату вместо фундамента своего воздушного замка, а теперь лишь имеешь удовольствие наблюдать, как он рушится. Ты был неправ, Курт. Ты ошибся. Только и всего.

— Почему ты не убил меня, когда мог?

— Почему не убил?.. Хороший вопрос. Может, потому, что я не убийца?

Он лгал. Это была ложь, запутанная, странная, но ложь. Однако Макс смотрел на меня совершенно серьезно, ни лицо его, ни глаза не выражали ничего схожего с затаенной ложью. Просто уставший улыбающийся человек на диване, со стаканом в руке.