Разговаривая со мной, Дикки сидит, скрестив ноги, и в мельчайших подробностях рассуждает об особенностях производства цемента. Его член и мошонка безвольно примостились у него на ноге. Как и я, они умирают со скуки. Фредди намного моложе Дикки, не годится ему даже в сыновья. На нем сутана, которая подошла бы к накидке Дикки, как будто это две части одного и того же костюма, который они взяли напрокат, а потом бросили монетку, кому что достанется.

Пока Дикки трындит про бетон, на меня накатывает неописуемая печаль, но я стараюсь не подавать вида. Из последних сил изображаю интерес и пытаюсь поддержать разговор. Но я за всю свою жизнь ни разу никого не называла «Дикки» и не собираюсь этого делать. Вместо этого я говорю «Ричард».

– Ричард, – обращаюсь я к нему.

– Дикки, – поправляет он меня в третий или четвертый раз.

И я в третий или в четвертый раз притворяюсь, будто его не слышу.

– Ну хорошо, Ричард, – говорю я, – расскажи еще раз, какие преимущества в использовании бетона, дающего малую усадку?

Я быстро перенимаю его словечки, чтобы изобразить неподдельный интерес, то и дело подбрасываю их, чтобы он думал, будто я слушаю.

Я продемонстрировала лишь крупицу интереса, но со стороны может показаться, будто я понимаю, о чем речь. Дикки воспринимает это как сигнал грузить меня дальше. Я отключаюсь. На стене позади Дикки висит серия примитивных рисунков в рамках: мужчины и женщины, совокупляющиеся в самых разных позах.

Я тотчас узнаю рисунки из книги, которую пролистывает Брижит Бардо в фильме Годара «Презрение». Эту книжку вульгарный американский продюсер дал ее муженьку-сценаристу, чтобы слегка сдобрить сексом сценарий, написанный Фрицем Лангом, поскольку сценарий немецкого режиссера, при всех своих художественных достоинствах, не принесет кассовых сборов. И вот продюсер дал муженьку-сценаристу книжку с древнеримскими порнографическими рисунками, чтобы тот мог подрочить над ней на досуге, в надежде, что это выльется в творчество и поможет продюсеру вернуть вложенные в проект денежки, заманив зрителя в кинозалы. Картины, которые воспроизведены в книжке и висят здесь на стенах, были созданы с конкретной целью. Это своего рода руководство по сексу и эротической стимуляции для посетителей борделя в Помпеях, где их, собственно, и нашли. И что-то мне подсказывает, что и здесь они развешаны для того же.

Дикки продолжает извергать свою бетонную диарею, и единственные слова, которые регистрирует мой слух, это «выбросы», «вибраторы» и «загрязнение». Поскольку я не слежу за его словесным поносом, я не знаю, о чем он говорит, то ли про бетон, то ли рассказывает похабный анекдот. Но с другой стороны, если бетонные смеси вызывают у Дикки эрекцию, то его, наверно, легко ублажить. Просто я не тот человек, чтобы это делать.

– Загрязнения, – повторяю я.

– Да, киска, загрязнения, – поддакивает он, – от посторонних примесей. В воде.

– Понятно, – говорю я.

И вновь выключаюсь. Обвожу взглядом комнату, обнаженных мужчин и женщин, всех возрастов, форм и размеров, и пытаюсь угадать, на чем они делают деньги.

Пластмассы. Биотехнологии. Пистолеты. Нефть. Фармацевтика. Логистика. Торговля фьючерсами.

Потому что все эти безымянные безликие бюрократы, что возглавляют корпорации, о которых вы отродясь не слышали, но чье влияние и принятые ими решения незримо затрагивают каждую грань вашей жизни – от таблеток, которые вы глотаете за завтраком, до бензина, который закачиваете в бак вашей машины, до ортопедической подушки, на которой ваша голова отдыхает ночью, – все эти люди тоже занимаются сексом. Они не могут не трахаться. Я пытаюсь представить, где они это делают. Прямо здесь. На эксклюзивной вечеринке вроде этой, призванной оберегать их доброе имя, но отнюдь не их скромность.

Они приходят сюда в масках, чтобы быть в своей частной жизни такими же анонимными, как и в публичной. Неожиданно мне страшно хочется писать, и я понимаю, что это отличный предлог, чтобы избавиться от Дикки и Фредди.

– Извините нас, джентльмены, – говорю я. – Нам нужно посетить дамскую комнату.

С этими словами мы как можно быстрее – насколько позволяют высокие каблуки – удаляемся в расположенный на втором этаже туалет. Мы стоим с Анной бок о бок перед зеркалом, поправляем косметику, и я говорю Анне, что, по-моему, эта сцена с маркизом де Садом – полной отстой.

– Что это за место? Где мы?

– Они называют это «Обществом Жюльетты», – отвечает она.

– Это еще что за фигня? – спрашиваю я.

– Да я и сама знаю не больше тебя, – отвечает она. – Просто так называется. Скажем так, «Фак-Фэктори» для простых смертных. Эти же люди – не простые.

Вообще-то, это я и сама вижу.

– Но как Банди сюда пролез? – спрашиваю я.

– Ну, как обычно, – хихикает Анна. – У Банди полно сюрпризов. Его пути неисповедимы.

– Это как понимать? – Я заинтригована.

– Так, – отвечает Анна, – что он только на вид свой в доску, но предки у него с деньгами. Он питает слабость к богатым телочкам, таким, как он сам, которые готовы ради него на что угодно. Я имею в виду таких, у которых в банке на счетах шестизначные суммы, но они работают стриптизершами. У него для них даже есть специальный сайт.

– Попробую угадать, – говорю я. – «Богатые сучки»?

– А ты откуда знаешь? – удивляется, причем совершенно искренне, Анна.

– Догадалась.

Я обновляю губную помаду, Анна кисточкой наносит румяна. Напоследок она смотрит на себя в зеркало, чтобы убедиться, что наложила их ровно, а сама тем временем говорит:

– Знаешь, чем старше мужчина, тем лучше он умеет удовлетворить женщину.

Не успеваю я подумать, мол, это надо же, услышать от нее такое, как Анна выдает очередной перл, который заставляет меня на нее уставиться.

Она не перестает меня удивлять. Она говорит это как нечто само собой разумеющееся. Проще не бывает.

– Это как?

– Потому что они такие же кобели, как и в восемнадцать, но их тела не поспевают за членами.

Я хохочу в ответ.

– Я совершенно серьезно, – заявляет Анна. – Они набрасываются на тебя, как маньяки, но вскоре выдыхаются. Им нужна передышка, чтобы снова набраться сил. Тогда они все начинают сначала. Таким образом, они могут трахаться всю ночь.

– Но разве молодые парни не поступают точно так же? В чем, собственно, разница?

Я задаю этот вопрос, и мне кажется, будто я вернулась в комнату к Дикки.

– Молодым нужно вечно что-то доказать, – говорит Анна, открывая тюбик губной помады. – И еще одно правило: те, кто посмазливее, настолько тщеславны, что в постели у них напрочь отсутствует воображение.

– Это точно, можешь не объяснять. Сама знаю, – говорю я, вспоминая бывшего дружка-футболиста.